— Я остаюсь.
Надеюсь, мой голос прозвучал достаточно твердо.
В немигающих глазах шефа снова рассыпались изумруды. Он улыбнулся мне ласково и грустно.
— Я так и думал. Пойдемте со мной, Жанна. Да снимите вы пальто, у нас тепло!
Афанасий Германович галантно принял у меня дубленку и аккуратно повесил в шкаф. Потом провел рукой по полке стеллажа, скрывающего потайной ход. Стена снова отъехала в сторону. Шеф вошел в коридор и обернулся ко мне, неуверенно замявшейся на пороге.
— Пойдемте, пойдемте.
Я шагнула в голубоватое пространство коридора — словно прыгнула с вышки в воду. Лампочки приветственно замигали.
Невозможно было определить, как долго мы шли вдоль слабо освещенных стен. Глядя вперед и оглядываясь назад, я видела лишь бесконечный коридор. А потом меня ослепил яркий свет. Перед нами распахнулась новая дверь.
— Смелее, Жанна.
Шеф взял меня за руку, как ребенка, и заставил войти. Мы оказались в огромном зале с потолком-куполом и теперь стояли в самом центре белого круга, от которого начинались полупрозрачные ширмы, делившие зал на множество секторов. За ширмами я видела людей. Одни суетливо ходили из сектора в сектор, другие напряженно вглядывались в дисплеи компьютеров, третьи что-то взволнованно обсуждали. Поверх одежды у всех были надеты белые халаты. Как только мы с шефом зашли за одну из ширм, он достал откуда-то два таких же халата, один протянул мне, другой надел сам.
Афанасий Германович вел меня по лабиринту секторов. На нас никто не обращал особого внимания, разве что при виде шефа мужчины и женщины помоложе почтительно наклоняли голову. Наконец он почти втолкнул меня в маленькое темное помещение.
— Садитесь.
Я нащупала мягкое сидение и опустилась на него. Тут же прямо передо мной вспыхнул экран. Он занимал всю стену, а потом мне показалось, что стены и вовсе нет.
Я парила над зеленой равниной, окруженной невысокими горами, поросшими лесом. Водопад с грохотом срывался с одного из скалистых уступов. А потом в мою грудь ворвался воздух. Он был настолько чист, что легкие захлебнулись от неожиданности. Мне казалось, я ощущаю вкус и запах: вкус холодного арбуза в жаркий день, аромат мимозы ранней весной. Но это был просто воздух — без единой молекулы выхлопного газа. Таинственный мир был залит светом, в котором дробились все оттенки красного: тяжелый багрянец, невесомый алый, жизнерадостный розовый. В струях водопада рассыпалась радужная феерия.
А потом из леса вышел зверь. В солнечном свете розовела его белоснежная шкура. Изящная голова венчала длинную стройную шею, а на лбу высился серебристый рог.
— Единорог! — ахнула я.
Словно услышав мой возглас, единорог ударил по земле серебристым копытом, поднялся на дыбы и трубно заржал. Тут же из леса выбежали его сородичи — белых среди них не было, только вороные, серые в яблоках, гнедые, каурые, буланые... На этом мои познания в мастях заканчивались. Некоторые были совсем детеныши: у них на лбу рог пробивался смешной шишкой. Дружно распустив хвосты, единороги проскакали по равнине.
Потом картинка изменилась. Я очутилась в университетской аудитории — скамьи амфитеатром поднимались по стенам. Студенты в одинаковых мантиях и круглых беретах внимали профессору, вещавшему с кафедры. Я успела отметить, что среди студентов были и молодые девушки.
— В тот год могущественный король Лесант собрал вокруг себя своих верных рыцарей, — скрипучим голосом говорил профессор. — Он освободил наши земли от нечисти, расплодившейся после Великого Раскола. Повсюду люди приветствовали своего короля... А когда Лесант Первый умер и завещал корону своей жене, королеве Гротис, неподалеку от Вэллайда была посажена священная роща — в память о великом монархе. Пламя погребального костра взвилось до самых небес, и храмы Шана дрожали от рыданий безутешного народа...
Картинка снова изменилась — теперь я могла любоваться берегом моря. По кромке песка неслись во весь опор два всадника — мужчина и женщина. Всадница была в узких брюках и камзоле, отделанном золотым шитьем. Белокурые локоны, кокетливо покрытые бархатным беретом с петушиным пером, развевались по ветру. Мужчина скакал с непокрытой головой, из-под расстегнутой короткой куртки видны были белые кружева рубашки. Женщина заливисто хохотала, обгоняя своего спутника. Но меня больше поразили не всадники, а их кони. Увидев такое, легко можно было усомниться в собственном рассудке! Одна лошадь была нежнейшего сиреневого цвета с ярко-оранжевым хвостом и гривой, у другой мелкий белый крап рассыпался по небесно-голубой шерсти.
А на горизонте опускалось в море солнце. Оно было огромным, горячего темно-красного цвета, и волны пурпура разбегались по воде...
— Что это? Где? — взмолилась я, чуть не плача.
Картинка исчезла. Я снова была в маленькой комнате перед потухшим экраном. Свет зажегся, и я увидела, что кроме шефа, здесь находится Алена. Лица у обоих были взволнованные, и мне даже показалось, что в глазах женщины блестят слезы.
— Что это? — повторила я.
— Это Лаверэль, — сказал, словно выдохнул, шеф.
— Что? — не поняла я.
— Лаверэль. Один из континентов планеты, которая называется Демера, — пояснила Алена. — Мир, откуда мы родом.
Я ничего не понимала. Точнее, боялась понять...
— Другой мир? Откуда вы родом? Да кто вы такие?!
Алена и шеф переглянулись.
— Мы — фраматы, — сказал Афанасий Германович. — Подождите, Жанна. Я обещал вам все рассказать, но лучше будет начать сначала. Как вы себя чувствуете?
— Н-нормально.
— Вот и прекрасно. Усаживайтесь поудобнее.
Я забилась в угол диванчика; Алена грациозно опустилась рядом со мной, поправляя упругие рыжие кудри. Под белым халатом у нее было что-то черное и донельзя облегающее. Она улыбалась мне загадочно и ободряюще. На коленях у нее лежала пластиковая папка.
Афанасий Германович устроился перед экраном — за пультом управления. Он коснулся каких-то клавиш, и на экране показалась карта.
— Это Демера, какой она была пятьдесят тысяч лет назад, — прокомментировал шеф. — Единый материк. Потом произошла катастрофа, расколовшая этот материк натрое. Вот так.
Экран мигнул, и появилась новая карта.
— Цивилизация, о которой остались лишь смутные легенды, погибла, — продолжал Афанасий Германович. — Демерийцы все начали заново — причем на каждом из континентов по-своему: их разделял океан. Так было и на вашей планете, не правда ли? Лаверэль, Небулоса и Райшма... —
на фоне карты возникла указка, поочередно скользнувшая по очертаниям континентов.
— Теперь мы знаем, что причина дальнейших событий миллионы лет скрывалась в недрах Лаверэля, нашей родины. Залежи радиоактивных пород... После катастрофы долгое время еще продолжались землетрясения: земная твердь колыхалась, как океан после шторма. Излучение проникло наружу. Его воздействию подверглось все живое на континенте. Сначала это было незаметно. Потом стали появляться новые растения, звери и птицы. А потом... появились мы, фраматы.
Мы обладали свойствами, недоступными обычным людям. Эти свойства передавались и развивались от поколения к поколению, и наше могущество росло. Однако сначала мы не умели им пользоваться — так как слишком долго боялись признаться самим себе, что давно перестали быть людьми... в обычном смысле этого слова.
В древности нас преследовали невежественные обитатели лаверэльских лесов. Обвиняя в колдовстве, они сжигали нас на кострах, топили в озерах. Тогда нам пришлось научиться защищать себя. Мы объединились в могущественный Орден и стали селиться отдельно. А потом... мы научились уходить в другие миры.
Какое-то время мы упивались своим могуществом, как игрой. Это была наша молодость, наш звездный час... Мы победили саму смерть, ибо наши тела научились бесконечно обновлять себя. Но со временем многие из нас утратили вкус к жизни. Они затерялись где-то между звезд, превратившись в осколки мироздания. Теперь им остается лишь вечно дрейфовать по темным водам времени... Но пока они способны хоть что-то чувствовать, у каждого из них остается мечта: однажды вернуться в Лаверэль.