— Доброго здоровья, гарсин, — приветствовал он меня, потирая шею, на которой поблескивал транк. — Жаркие нынче дни, а? Водичкой не угостите?
— Нолис, принеси стакан воды, — велела я служанке, с любопытством выглянувшей из-за дверей. Потом, не скрывая раздражения, повернулась к бродяге: — Вы что, хотели видеть меня, чтобы попросить попить?
— Иногда люди должны пить, — рассудительно ответил тот. — А пришел я к вам, чтобы наняться слугой.
— Мне не нужен слуга. Пейте свою воду и уходите.
Бродяга принял из рук служанки стакан, глотнул.
— А винца не догадалась туда капнуть, дочка? Ну да ладно, — вздохнул он. — А вы, гарсин, не подумавши сказали. Как это вам не нужен слуга? Еще как нужен. Причем именно такой, как я.
И наглец улыбнулся, обнажив широкие редкие зубы.
Ошарашенная таким напором, я вгляделась в лицо бродяги. Хитрый прищур, седеющие длинные усы... И шрам на левой щеке, поросшей рыжеватой щетиной. В общем, разбойничья рожа.
— Ладно, — сдалась я. — Что ты умеешь делать?
— Все, — оживился бродяга, — все, что вашей душе угодно. Вы и подумать не успеете, а старый Бар тут как тут.
— И чего ты хочешь за свою службу?
— Пять доранов в месяц, — глазом не моргнув, ответил разбойник.
Я поперхнулась: столько получал не каждый солдат королевской гвардии! Но когда человек так высоко себя ценит, поневоле относишься к нему с уважением. Я обреченно кивнула и отправила Бара выгуливать Чаню. Кто-кто, а мой пес чувствовал себя в Лаверэле, как рыба в воде. А я?
Парадное крыльцо моего дома выходило на тихую улицу Королевских Лип. Я вступила во владение этим великолепным особняком, как только приехала в столицу. Согласно «легенде», я была вдовой Ревнивого Шогга из рода Феродэнов. Мой покойный муж, мелкопоместный дворянин, отдаленно связанный родством с королевским домом, вполне оправдывал свое прозвище. Меня выдали замуж за этого деспота совсем юной. Шогг держал меня взаперти, и я ни разу в жизни не покидала пределы нашего поместья, расположенного в окрестностях Ренедлава — небольшого приграничного городка. Когда мой супруг умер, я стала наследницей огромного состояния. И теперь для полного счастья мне не хватало только родственной поддержки. Поэтому я послала королю письмо с нижайшей, верноподданнической просьбой разрешить мне приобрести дом в столице. Энриэль IV очень скоро ответил мне, что будет рад, если я поселюсь на улице Королевских Лип. Сразу по приезде в Вэллайд я была представлена ко двору.
Первое время я боялась, что коренные жители королевства Шимилор распознают во мне чужачку. Но этого не случилось. На меня смотрели с любопытством, как на приезжую — и только.
Поразительно, но вся подготовка к «внедрению» в другой мир на десять лет заняла не более часа. Как только я подписала контракт, Афанасий Германович сдал меня с рук на руки другому фрамату, высокому хмурому мужчине с лицом дядюшки Фестера из «Семейки Адамс». Тот усадил меня в кресло, очень похожее на электрический стул, и надел на голову шлем.
— Значит, так, — торжественно начал он, — абсолютного знания о Лаверэле вы не получите. Вы в совершенстве будете владеть местным языком. Встречаясь с незнакомым словом или понятием, вы будете извлекать из памяти его словарное толкование. Все остальное узнаете и поймете со временем, благодаря личному опыту.
— Неужели ваша техника так несовершенна? — съязвила я, подавляя страх.
— Несовершенен человеческий мозг, — холодно заметил фрамат. — Хотя лично у вас объем памяти достаточно велик, чтобы усвоить словарный запас на все случаи жизни. Кроме того, я заложу вам краткосрочную программу действий на первые две недели. Это большой риск: память может быть перегружена. Но Афанасий Германович убежден, что вы справитесь.
И фрамат нажал на панели перед собой какую-то кнопку.
Оказавшись в Лаверэле, я с интересом прислушивалась к себе, стараясь понять, как работает эта программа. Никакого чужеродного влияния! Все мои поступки и действия были абсолютно естественны, однако я вела себя так, как раньше никогда бы не пришло мне в голову.
Представ перед королевскими очами, я откуда-то знала, что должна подойти к трону и присесть боком на маленькую скамеечку, чтобы старый король мог положить мне руку на голову.
— Зачем вы так коротко стрижете волосы, досточтимая Жиана? — спросил Энриэль IV.
— Ваше величество, я остригла волосы в знак скорби по безвременно ушедшему супругу.
— Ну-ну, не стоит так убиваться, дитя мое, — король погладил меня по плечу совсем не отеческим жестом и отпустил.
Я смешалась с толпой придворных. И никто не догадался, что все время аудиенции я была ни жива ни мертва от страха, что совершу какую-нибудь ошибку. Но Афанасий Германович сделал мне хороший подарок: слова рождались на языке как бы сами собой, а тело уверенно исполняло фигуры неизвестных танцев. Кроме того, следуя такому же подспудному диктату, я договорилась об уроках фехтования, стрельбы из пистолета и верховой езды. Что касается языка, то скоро я привыкла не только говорить, но и мыслить по-лаверэльски.
Жалела ли я о принятом решении? Сложный вопрос. Конечно, я чувствовала себя одиноко, особенно когда до меня доходило, что вокруг — одни инопланетяне... Однако с первых дней моя миссия оборачивалась только приятной стороной.
Высшее общество Вэллайда приняло меня с распростертыми объятиями. Среди придворных дам и кавалеров были неглупые и остроумные люди, несмотря на то, что основной их целью было получить от жизни как можно больше удовольствий. В отношениях между ними царила демократичная галантность, сквозь которую порой ощущалась искренняя симпатия.
Лаверэльский быт, конечно, отличался от того, к чему привык человек двадцать первого века. Однако я, к счастью, не принадлежала к тем, кто не может прожить и дня без очередной порции сериалов или рекламы, поэтому спокойно отнеслась к отсутствию телевидения — как, впрочем, и компьютера, Интернета, мобильного телефона... и прочее и прочее. А что касается житейских удобств, то они все присутствовали, только были организованы иначе. Если я хотела принять ванну, слуги сбивались с ног, чтобы наполнить ее. Если я хотела на обед чего-нибудь особенного, я просто отдавала распоряжение на кухню. К моим услугам были портнихи и цирюльники. Если я собиралась на прогулку или в гости, в карету тут же запрягали резвых лошадей. Кстати, лошади в Лаверэле... Но об этом позже.
Одним словом, мне здесь нравилось. Мне нравился огромный диск темно-красного солнца, встающий над излучиной реки Рабус. Мне нравились ночи, озаренные светом двух лун — зловещего Модита и светлой Матин.
Мне нравился город: кривые, узкие улочки сменялись широкими проспектами и площадями; древние каменные стены тонули в садах. Каждое утро на улицы выходила целая армия дворников. Они не только подметали мостовую, но и мыли булыжники до блеска, а также вовремя сообщали городским властям, где дорога требует срочного ремонта.
Мне нравились лаверэльцы. Все они, от короля до прачки, были исполнены непривычного мне благодушия, видели во всем только хорошее. Если, например, вольнодумцы ругали короля, то обязательно прибавляли: «Но зато он добрый малый». Или если семейные матроны осуждали какую-нибудь особу легкого поведения, то признавали, что «с ее-то внешностью и мы бы...» Выслушав приговор суда — длительное заключение в тюрьме — вор, вздыхая говорил, что теперь-то у него наконец будет время прочесть «Норрантские хроники» досточтимого Тофета Удраэна.
Здесь было спокойно и весело, а еще — легко дышалось и ходилось. Притяжение на Демере было меньше земного, и каждый землянин чувствовал себя здесь силачом. Словом, я ни о чем не жалела. Вот только... Мне иногда казалось, что фраматы сами не знали, для чего втянули меня в свою игру. На прощанье Афанасий Германович сказал: «Ваша задача — просто жить». И добавил: «Если мы правильно вас оцениваем, ваша миссия сама найдет вас».
Так что я просто жила и за два месяца стала настоящей столичной штучкой. Я нанесла визиты всем важным особам, побывала на лекциях в Университете, танцевала на трех шикарных балах и вот, наконец, была приглашена на Большой королевский бал, посвященный празднику Цветения. В Лаверэле год короче земного и состоит из трех сезонов. Их можно сравнить с нашими летом, весной и осенью, потому что зимы здесь не бывает. Не бывает и снега, хотя дожди идут довольно часто. Лишь на вершинах самых высоких гор лежат снеговые шапки. Местный календарь сохранил традиции, связанные с древними культами земли, и, хотя жители больших городов далеки от земледелия, они с удовольствием празднуют Возрождение — когда год поворачивается к весне, Цветение и праздник Урожая.