Сэф попробовал принесенный коктейль. Поморщился.
— Нет, все-таки чего-то не хватает. Я бы добавил еще ежевики. О! Эта красотка тоже к нам.
Я обернулась туда, куда смотрел он. На пороге действительно появилась новая посетительница. И как Сэфу удалось распознать в ней женщину? Высокая, худая, в широких суконных штанах и потертой кожаной жилетке — так одевались простые горожане, ремесленники и разносчики товаров. На лице — никакой косметики. На шее — транк, шимилорский символ веры, который носило в основном простонародье. Но лицо у незнакомки породистое, с крупными чертами и бескомпромиссным взглядом серых глаз. Она решительно направилась к нашему столику. Подойдя, она, к моему смущению, склонилась в низком поклоне.
— Гарсин, монгарс, прошу у вас прощения. Меня зовут Нолколеда Кортупас, я королевская прачка. Я испросила разрешение съездить в Священную рощу. Я хочу попросить великого Шана, чтобы тот послал мне хорошего мужа. Если вы разрешите мне присоединиться к вашей высокородной компании, я буду вам очень полезна в дороге...
Молодая женщина с красивым именем Нолколеда говорила все это, почтительно склонив голову, как и подобает простой горожанке в присутствии дворян. Но этот тон... Штрилиц отдыхает.
— Садитесь, мы вам рады, — сказала я. — И не стесняйтесь: все равны перед трудностями путешествия.
Семафэль галантно пододвинул Нолколеде стул. Та укоризненно взглянула на него.
— На нас могут обратить внимание, монгарс, — прошипела она. — Не стоит дворянину ухаживать за прачкой. Мне вообще лучше подождать вас снаружи, но там так лает чья-то мерзкая собака...
— Это моя собака, — холодно уточнила я. Не буду спрашивать Нолколеду, откуда она взялась!
— Ваша, гарсин? — таким же тоном парировала прачка. — Жаль. Боюсь, у нас с ней будут проблемы.
Я с трудом прикусила язык, чтобы не устраивать препирательств. За столом возникла неловкая пауза. Радость от встречи с земляками незаметно исчезла. Я подошла к окну и отодвинула штору. Солнце зашло, последние угли заката догорали на другом берегу. Зеленоватый свет Модита придавал пейзажу призрачный вид. Наступило самое темное время суток.
Тем временем у входа началась какая-то неразбериха. Споткнувшись об кого-то, служанка уронила поднос. Всхлипывая, она ползала по полу, собирая черепки. А виновник произошедшего уговаривал хозяина:
— Друг мой, не ругайте ее! Это все моя неловкость. Вы не поверите, я спотыкаюсь даже на пороге в собственную спальню! А ущерб я возмещу. Вот, один кувр, вот второй. И девочке дай, чтоб не плакала.
На мой взгляд, два кувра за четыре разбитых стакана «Кислятины» было чересчур щедро. Но это в корне изменило ситуацию. Служанка засунула монетку за щеку и мгновенно перестала рыдать. Хозяин сменил гнев на милость и, проворчав: «Будьте осторожны, сенс», — проводил неловкого гостя к нашему столику.
Не успев усесться, тот снова вскочил и раскланялся, воскликнув:
— Как я рад вас видеть, друзья мои!
Сэф едва успел подхватить из-под его рукава стакан. Однако сердиться на нового знакомца было невозможно: весь его вид обезоруживал, вызывал добрую улыбку. Это был человек лет пятидесяти по земному счету, большой и неуклюжий, слегка лопоухий. Гладко выбритое лицо лучилось доброжелательностью. Синяя мантия выдавала в нем ученого — поэтому трактирщик назвал его «сенс». Мантия была надета поверх фланелевой блузы, и я заметила, что один рукав пустует: наш четвертый спутник был одноруким...
— Меня зовут Зелш Зилезан, — представился ученый, поправляя съехавший набок берет, и тут же, доверительно наклонившись к центру стола, добавил: — Но когда-то меня звали Майклом. Майкл Бриджес, историк, профессор вермонтского университета. А здесь я пятнадцать лет. Представляете? Пятнадцать лет! — сенс Зилезан обвел нас торжествующим взглядом.
Нолколеда еле слышно хмыкнула:
— Я думала, сенс, за пятнадцать лет можно научиться конспирации.
Ее серые глаза оставались непроницаемыми. Ученый потупился.
— Да-да, конечно, конспирация... В таком случае — агент ноль пятьдесят восемь, к вашим услугам. Или пятьдесят шесть? Все время путаю эти цифры, Пегль их забери!
Простонародное ругательство в устах столичного ученого прозвучало так уморительно, что мы с Сэфом прыснули со смеху. Нолколеда обвела нас взглядом строгой учительницы.
— Не пора ли поговорить о делах, досточтимые господа? Я считаю, нам не следует терять времени. Отправимся за четыре часа до рассвета, когда посветлеет. А сейчас советую вам поспать. Мне было поручено позаботиться о ночлеге, но, к сожалению, особого комфорта предложить не могу. Вот ключи от двух комнат. Мужчины лягут в одной, женщины — в другой. Если вам нужна горничная, гарсин, можете на меня рассчитывать.
Последняя фраза была сказана таким тоном, что от услуг Нолколеды я поспешно отказалась. Да и спать мне не хотелось: не привыкла ложиться так рано. Кроме того, надо было устроить на ночлег Бара с Чаней. За лишний кувр трактирщик нашел им местечко в сарае.
— Эх, лучше бы в кладовой — поближе ко всяким грудинкам, — проворчал Бар. И это после того, как получил ужин из трех блюд!
Убедившись, что и слуга, и пес уютно устроились на ворохе соломы, я вышла на причал и уселась за столиком, глядя на реку. Какая дивная стояла ночь! Модит висел в небе, словно изумрудное блюдо на черной стене, — он еще не повернулся своей уродливой, расколотой стороной. А чуть пониже сверкала голубая тарелочка Глациэля. Скоро к компании ночных светил присоединится серебристая Матин...
— Не спится? — послышался голос.
Сэф подошел к перилам и прислонился к ним спиной. Он снял камзол; шелк его рубашки отливал зеленым в свете Модита. Ох уж эти шимилорские мужские нрубашки! Присобранные в плечах, с широким воротом — они любого мужчину делали стройным и романтичным.
— Не хочешь глотнуть? — спросил Семафэль, предлагая мне свой стакан. Я покачала головой. — Нет? Вообще-то правильно. Мне вот тоже сделали выговор: «Не стоит злоупотреблять алкоголем перед трудной дорогой». Угадай, кто?
— Нолколеда? — улыбнулась я.
— Точно. Как тебе эта штучка? Не думаю, что мы уживемся. А она, похоже, привыкла командовать. Ведь прачка она только в этой жизни, а кем была в той...
— В той жизни... — вздохнула я. — Ты говоришь так, будто мы умерли.
— А ты уверена, солнце мое, что это не так? — зловеще усмехнулся Сэф.
Отъезд состоялся на три часа позже запланированного. Мы собрались на причале, невыспавшиеся и в дурном настроении. Один Чаня был бодр, как жаворонок. Он успел достать из реки какую-то дрянь и с аппетитом жевал ее, валяясь в самой грязи.
Нолколеда придирчиво осматривала наших лошадей, оружие и вещевые мешки. Мы все, как провинившиеся школьники, ждали ее резюме.
— Хорошая лошадь, гарсин, — одобрила она мою Помми. — Жаль только цвет дурацкий: от чужих глаз не скроешься. А пистолет — игрушка. От разбойников такой не защитит.
Бедняге Зилезану досталось еще больше. Хотя, на мой взгляд, Нолколеда была в принципе права: ученый собрался в путь на... длинноухом буром ослике с совершенно седой мордочкой. К спине ослика был приторочен большой дорожный сундук.
— Вы бы еще на свинью взгромоздились, сенс, — бесцеремонно заявила наша новоявленная командирша.
— Почему на свинью? Буррикот — очень надежный осел, — вступился за четвероногого друга сенс Зилезан. — И потом, мне с одной рукой управляться удобнее с ним, чем с лошадью.
— Сказать честно, сенс? — Нолколеда уставилась на него в упор, так что ученый заморгал. — Вам с одной рукой лучше оставаться в столице. Мы ведь едем не на прогулку...
— Ну все, она меня достала, — шепнул мне Сэф и с вызовом обратился к Нолколеде: — Знаешь, милая, ты все печешься о конспирации... Тогда будь добра, отойди в сторонку, вон туда, к слуге досточтимой Жианы. Ты же прачка? Значит, там тебе и место. Благородные господа позовут тебя, когда понадобятся твои услуги.
Нолколеда, проверяющая седло своей рыжей лошадки, застыла на месте. На ее лице мелькнуло странное выражение — словно она сейчас размахнется и ударит Сэфа, но этого не произошло. Молодая женщина взяла лошадь под уздцы и отвела ее в сторону — туда, где Бар, уже оседлавший своего мерина, с хрустом грыз редиску, макая ее в мешочек с солью.