— Вот так-так! — воскликнул стоящий позади всех Бар. — А обед-то, оказывается, вовсе не дармовой!
— Тебя никто не спрашивал! — возмущенно одернула я слугу.
— А что? Сермяжную мудрость на мякине не проведешь, — витиевато высказался Сэф. — Пойдемте, господа.
— Пожалуй, друзья мои, — согласился сенс. — Увы, моих желаний Гюане не исполнить.
Я уже хотела идти. Наверняка это такое же шарлатанство, как чудеса наших земных кудесников. Впрочем, это легко проверить. Например, попросить нечто невозможное, совсем невероятное... Если богиня существует, пусть поломает голову.
— Подождите меня снаружи.
Я взяла лист бумаги и карандаш, присела к столу и задумалась. О чем просить? Чтобы я нашла Дениса? Чтобы он полюбил меня? Чтобы я обрела счастье? Мне хотелось так много и сразу... Я быстро набросала несколько слов, тщательно свернула листок трубочкой и продернула его в кольцо с аметистом. Можно было обойтись и монетой, но в кои-то веки я знатная дама и могу совершать глупости. Гюана должна оценить мой порыв...
Положив кольцо с запиской на поднос жрицы, я увидела, что Нолколеда тоже пишет что-то на своем листочке. Она старательно, как примерная ученица, выводила буквы, приглаживая пятерней коротко стриженные светлые волосы. Закончив, немка свернула записку и бросила на поднос монету — серебряную, целый арен. Для прачки — треть месячного жалования.
Жрица ушла и действительно вернулась через пять минут. На подносе блестела серебряная монетка и кольцо. Гюана не приняла наши подарки?
— Вас зовут Жиана, гарсин? — улыбнулась мне жрица. — Ваше имя сродни имени богини. Она обязательно исполнит желание своей тезки. Гюана просит вас принять от нее это кольцо взамен вашего.
Действительно, кольцо на подносе не было моим. Вместо аметиста в скромной оправе сиял рубин. К моему удивлению, кольцо пришлось впору.
— А вашу просьбу Гюана, к сожалению, исполнить не может, — сообщила жрица Нолколеде. — Вам следует молиться Ламерис, богине солнца. Гюана возвращает ваш подарок.
Немка взяла монету, вышла на улицу и со злостью швырнула ее наземь.
— Что это с ней опять? — поинтересовался у меня Сэф.
— Поссорилась с богиней, — вздохнула я.
3. «Медвежий угол»
С тех пор, как мы покинули Вэллайд, прошло десять дней. Десять дней в седле, ночевки в захудалых гостиницах, а иногда и под открытым небом... Каждое утро я чувствовала себя совершенно разбитой. Фраматы были правы, говоря, что физически я не готова к этому путешествию. Иногда мне хотелось расплакаться от усталости, но перед спутниками не хотелось терять лицо.
Дорога постепенно делала нас друзьями. К выходкам Нолколеды я успела привыкнуть. Сенс Зилезан нашел кратчайший путь к моему сердцу, неустанно восхищаясь проказами Чани. Еще он был очаровательно рассеян, но зато знал про все на свете. Время от времени сенс доставал из-под мантии записную книжку в простом кожаном переплете, надевал на нос очки и что-то писал. В ответ на наши расспросы он смущался, говоря: «Так, всякие пустяки». Мы с Сэфом пришли к выводу, что сенс пишет стихи.
Сэф был мне симпатичен, хотя иногда я украдкой смеялась над ним, особенно над его нелепой жемчужной серьгой. Он галантно ухаживал за мной, даже в дороге оставаясь красивым и франтоватым дворянином. Воротничок его рубашки оставался ослепительно-белым, замшевые перчатки плотно сидели на красивых руках, а бородка сохраняла идеальную форму. Безупречный вид — если бы не забинтованный палец. Мы хотели сварить напиток из листьев кустарника тач, который заменял в Лаверэле чай. Сэф обжегся, помогая — или, точнее, мешая — Нолколеде пристраивать над костром котелок.
— Вообще-то, чай заваривают не так, — заявил он и схватился за раскаленную оловянную ложку.
— Поделом тебе, — мстительно сказала Нолколеда, когда тот заплясал вокруг костра — к вящей радости Чани. Тем не менее, немка быстро нашла в своих мешках какую- то мазь, чистую тряпочку и профессионально забинтовала Сэфу палец. А я с запоздалым раскаянием вспомнила, что даже не подумала взять с собой аптечку.
Надо отдать должное строптивой немке, она стала вести себя по-другому: в частности, перестала «выкать» мне и Сэфу, который запанибрата называл ее Ледой. Честно говоря, Нолколеда была полезной спутницей. Ее не пугала походная жизнь, она все знала про лошадей и упряжь. Когда мы сделали привал на опушке небольшой рощи, она метко подстрелила выпорхнувшую из кустов куропатку. Бар приготовил из нее великолепное жаркое на вертеле.
Кстати, Бара я воспринимала как равноправного члена нашей компании — наверное потому, что не привыкла иметь слуг. Иногда я спохватывалась: мой слуга был единственным лаверэльцем среди нас, землян, а мы время от времени заводили сомнительные разговоры, вопреки возмущению осторожной Нолколеды. Мы с Сэфом, русские, были слишком сентиментальны, а сенс Зилезан — слишком рассеян, чтобы соблюдать конспирацию. Я полагалась лишь на то, что простодушный Бар не придаст значения нашим обмолвкам.
Сенс Зилезан взял на себя роль нашего гида. В его сундуке нашлись подробные карты Лаверэля и Шимилора, а также несколько книг по истории этих мест. Поэтому мы заранее знали, что небольшие города Вэллижан и Данпорэн, через которые вела дорога, были полностью разрушены во время Гражданской войны восемьсот лет назад.
— К сожалению, теперь там нет ничего интересного, — вздыхал ученый. — Но подождите, у нас по пути еще Гобедор. Тамошней ратуше две тысячи лет! Умели же строить...
После Данпорэна места становились все более необитаемыми. Поэтому на исходе десятого дня пути нас обрадовали огни постоялого двора, обещавшие ужин и постель.
— «Медвежий угол», — прочитал название Сэф. — Не слишком приветливо.
Однако выбирать было не из чего, и мы направились к трактиру.
У коновязи топталось с десяток лошадей. Я очередной раз изумилась их мастям. Особенно хорош был один жеребец: густо лиловый с оранжевыми тигровыми полосами. Цена лошади в Лаверэле напрямую зависела от ее масти, а масть говорила о благородном происхождении. Так, Помми обошлась мне в двадцать пять доранов.
— Цыц, ты, окаянный! — прикрикнул Бар на Чаню. Тот, почуяв еду, заскулил и натянул поводок.
— Изволь вести себя прилично, — заявила я псу, — иначе останешься без ужина.
Чаня как будто понял меня, притих и даже не порывался зайти в трактир первым.
Оказавшись внутри, мы были оглушены царившим там гамом. Двое музыкантов, одетых во все черное, самозабвенно исполняли разудалый мотив на местных аналогах гитар. Разбитная девица, заразительно визжа, плясала между столами нечто вроде канкана, демонстрируя могучие ноги в красных чулках. Зрители хлопали и улюлюкали, подбадривая плясунью криками:
— Давай, Мата, давай!
Общество, собравшееся за длинными столами, заставленными кувшинами, плошками и горшками, было весьма разношерстным: рабочие куртки соседствовали с кружевами дворянских рубах. Я заметила даже зеленый балахон священника. Круглолицая толстушка кружила по залу с подносом, раздавая подзатыльники чрезмерно разгорячившимся посетителям. В Сэфе тут же проснулся распорядитель королевских забав.
— Ого, — он оценивающе прищурил глаз, — я бы, пожалуй, устроил здесь вечеринку в стиле кантри. Столы надо поставить вдоль стен, всем раздать какие-нибудь трещотки...
Хозяин — усатый великан в шикарной атласной рубахе — уже спешил нам навстречу.
— Что угодно досточтимым господам?
Сэф, взявший на себя роль нашего казначея, сказал:
— Ужин на пятерых. Легкую выпивку. И две комнаты. Пусть ужин будет хорошим, хозяин, мы не поскупимся, — добавил он, бросая на стойку шесть медных монет. Чаня тактично гавкнул.
— Ах да, — вздохнул Сэф, — и еды для собаки.
— Может быть, господа предпочитают ужинать в тишине? — вкрадчиво поинтересовался трактирщик. — В соседнем зале вам будет гораздо уютнее: мы пускаем туда только благородных путников. Всего два итая...