— А я не знаю, — признался Денис. — Честно говоря, не очень верю, что вернусь и получу деньги. Не то чтобы сомневаюсь в честности наших «работодателей»... Просто я уверен, что лично мне что-то помешает.
— Ладно, не надо о грустном. А ты сейчас представь. Десять миллионов долларов. Они у тебя, вперед! Что ты будешь делать? — допытывался Сэф.
— Что-нибудь невозможное, — засмеялся Денис. — В космос, например, слетаю. Или куплю какой-нибудь зоопарк. Или займусь наукой и открою ген вечной молодости. Не знаю. Я не очень умею тратить деньги.
— Почему? — Сэф изобразил, что подсчитывает на пальцах. — Ты уже все потратил. Но если поприжаться, то на все хватит. Ладно, с тобой все ясно. Кто следующий? Жанна!
Вопрос Сэфа поставил меня в тупик. Не в том дело, что я не думала, как потратить деньги. Но в основном это были аморфные представления о «красивой жизни», в которых немыслимые путешествия по Южной Америке мешались с платьями от ведущих кутюрье. Ну, еще собственный дом где-нибудь в Комарово. Самая крутая машина и водительские права без проблем. Главное — чтобы все без проблем. А из остатков можно немного матушке помочь. В конце концов, десять миллионов — это не такие уж сумасшедшие деньги... Но говорить всю эту чушь мне было неловко. Нолколеда окончательно убедится в том, что я бессмысленная дура. «Мальчики», как мысленно, с легкой долей самоиронии, я называла Дениса и Сэфа, во мне разочаруются. К счастью, Сэф не стал настаивать.
— До чего вы, девушки, скрытные! Но вы-то, сенс, не будете скрывать от нас своих планов? Вы отбываете здесь уже второй срок и по возвращении будете сказочно богаты!
Сенс поднял глаза от записной книжки, аккуратно снял очки.
— Друг мой, — сказал он, — я вряд ли когда-нибудь вернусь.
Даже красноречивый Сэф не нашел, что ответить. И в самом деле, что тут скажешь? Пять лет назад человек не захотел вернуться на Землю. Не из-за денег же он это сделал? Пятнадцать лет теперь отделяют его от прошлого... Ни семьи, ни друзей, ни себя самого, прежнего... Куда уже возвращаться? Тем более, если тебе нравится в Лаверэле, и к твоим услугам кафедра лучшего из университетов королевства? Я впервые задумалась, что и десять лет — немалый срок. Кажется, я понимала, о чем говорил Денис: что-то помешает... Впрочем, я вообще слишком хорошо его понимала...
— А ты, Леда, собираешься возвращаться? — очень серьезно спросил Сэф.
— Я не могу не вернуться, — жестко ответила немка. Но черты ее лица смягчились — то ли в оранжевом свете костра, то ли из-за отросших соломенных волос. Нолколеда встала — как красиво это она делала, из любого положения, без помощи рук, просто взвивалась вверх, как пламя свечи! — и пошла к лачуге. Я вздохнула, подумав, что на троих там места не хватит, и спать мне придется на свежем воздухе. Впрочем, если не считать нашего плаванья на «Мотиште», я уже забыла, когда последний раз ночевала под крышей.
— У нее на Земле осталась дочка, — тихо сказал Денис. — Я говорю вам, потому что, во-первых, это не секрет. А во-вторых, чтобы вы не мучили ее расспросами. Она очень страдает в разлуке с ребенком.
Зачем он это говорит — словно противопоставляет себя с Нолколедой, «семью», Пегль их задери, нам с Сэфом! Как моя одноклассница Настя: выйдя замуж раньше всех нас, она с таким же снисходительным осуждением смотрела на незамужних подруг. Но Настя всегда была непробиваемой дурой и делала это от недалекого ума. А Денис- то зачем?
— Интересно поступают некоторые мамаши, — зло сказала я. — Отправляются заработать деньжат — ненадолго, всего на десять лет. А ребенка оставляют бабушке. Она не боится, что дочка ее не узнает?
— Боится, — ответил Денис, вороша палкой угли костра. — Скорее всего, так оно и будет. Когда Леда отправилась в Лаверэль, ее дочке было два годика. А когда вернется, будет уже двенадцать. Взрослый человек.
— Тогда почему? — спросил Сэф.
— Девочка заболела, — пояснил наш командир. — Церебральный паралич. Она не владеет ни руками, ни ногами. Но сейчас делают операции... Правда, нужна не одна операция, а они очень дорого стоят, и страховка не покрывает... А потом — еще более дорогостоящий уход. Она договорилась с фраматами, что ее мать будет иметь свободный доступ к этим деньгам. Вот так.
Я хотела провалиться на месте. Выступила, ничего не скажешь! Вот, и Сэф весь размяк от сочувствия. А я выглядела бездушной стервой. Действительно, откуда мне понять, что чувствует бедняжка Леда, у меня ведь нет детей! Мне было ужасно стыдно за эти свои мысли, за злобу, за некрасивую, почти скандальную ревность... И вдруг я поймала взгляд Дениса. Он смотрел на меня... с сочувствием. Так смотрят на смертельно больного, которому, сколько ни жалей, невозможно помочь. И от этого взгляда мне стало совсем дурно. Я вдруг расплакалась, вскочила, побежала туда, где уютно всхрапывали лошади. Ни один из мужчин не пошел за мной.
— Лошади! Пеглевы дети, где лошади!
Я оторвала тяжелую голову от матраса. Кричал Сэф. Ему что-то отвечал Бар. Потом послышался быстрый говорок Тмеза. Пригладив волосы, я пошла выяснять, в чем дело.
Сэф в расстегнутом камзоле, взъерошенный, тряс перед лицом Бара уздечкой своего Карамэля.
— Что значит — «ничего не видел»? Ты понимаешь, Пеглев сын, что случилось?!
— Так он проспал, монгарс, — вмешался Тмез. — Эх, вот ведь беда!
— Какая еще беда? — Денис со строгим, «командирским» видом направлялся к нам.
Выяснилось, что ночью пропали все лошади. Самое интересное, что седла, уздечки — все осталось. Бар был бледен до синевы. Караулить ночью вызвался он сам. Когда, пернувшись из «разведки», Тмез предложил посторожить, Бар тут же категорически заявил:
— Нет уж, приятель, ты завтра должен быть в порядке. Я сам посторожу.
Соперничество с Тмезом, похоже, совсем задурило ему голову. В результате он уснул, хотя сейчас перед нами божился, что сна не было ни в одном глазу.
— Виноват, командир. Сам не знаю, как вышло. Только... Пожалуй, я знаю, чьих шаловливых рук это дело.
— Опять мускары, — скорее утверждая, чем спрашивая, заметил Денис.
Да какие мускары! Стали бы они упряжь снимать! Кегль это. Пеглево племя.
Мы переглянулись. Мне было ужасно неловко за нелепую попытку моего слуги оправдаться. Сэф тем временем сменил гнев на милость.
— Знаешь, приятель, — сказал он, иронически глядя на опростоволосившегося Бара, — некоторые безответственные люди все готовы переложить на какого-нибудь барабашку.
— Друг мой, не будьте так скептичны, — вмешался сенс. — До того, как воочию увидеть Ликориона, мы тоже не очень-то верили в реальное существование богов.
— Да, слуга ваш правду говорит, — неожиданно заступился за Бара Тмез. — Точно, Пеглевых рук это дело. Почему-то этот лесной проказник обожает кунст Ленсатт. Ну а раз так — ничего не поделаешь. Придется идти пешком. Ничего, я ведь проверил вчера — дорога в порядке. Ну что, собираемся?
— Как это — ничего не поделаешь? — перебил его Бар. — С Пеглем можно договориться. В деревнях все знают, как его приманить. Странно, что ты этого не знаешь, приятель. — И он внимательно посмотрел на проводника.
Тот, слегка смутившись, пробормотал:
— Так я ж в городе родился, там такими глупостями не занимаются.
— И как это сделать? — спросил Денис.
Через полчаса за лачугой стоял котелок с горячим компотом из черники и малины, которую мы в спешном порядке насобирали по приозерным кустам. Туда пошел почти весь наш запас сахара и баночка меда из Денисовых лекарств. Бар деловито разбрызгивал душистую жидкость на траву.
— Спрячьтесь все! — шикнул он на нас.
Мы притаились с другой стороны лачуги. Чаню я крепко держала за ошейник.
Мне показалось, что прошло уже очень много времени, но вокруг все оставалось без изменений. Я изо всех сил желала Бару удачи, хотя надежды почти не осталось. Наверняка лошадей увели какие-нибудь местные злоумышциники, и кропить траву компотом — просто верх глупости. А мы, как дураки, сидим и ждем...