— Представь себе, есть, — ответил тот и достал из ящика замшевый мешочек, в котором оказались блестящие хирургические инструменты — разумеется, все лаверэльское. И я поняла, что Денис никогда не терял надежды применить свои знания на практике...
Нолколеда собрала у всех нас чистое белье, которое могло пригодиться на бинты и тампоны. Денис велел нам отойти в сторону, сказав, что они справятся вдвоем. Я снова почувствовала себя лишней. Совсем недавно я испытала удивительное, мимолетное чувство — обладание чужой душой. Я держала ее на ладони, как ручную птицу... Но этот миг прошел, и я снова со стороны смотрела, как Нолколеда вкладывает ему в руку очередной инструмент...
Не прошло и часа, как Денис объявил, что они закончили.
— Все в порядке? — взволнованно спросил Сэф.
— Разумеется, — ответил Денис.
У него даже голос изменился. Сейчас это был голос человека, который мастерски сделал свое дело и знает себе цену. Лесант еще не пришел в себя после наркоза. Нолколеда осторожно вытаскивала из-под него окровавленные простыни. Денис пошел переодеваться — он тоже перепачкался кровью.
— Вы молодцы, — искренне сказала я Нолколеде.
Она подняла на меня глаза — не колкие, ледяные, как обычно, а усталые и задумчивые — и ответила:
— Это ты молодец. Если бы не ты, он ни за что бы не решился.
Мы остались у озера еще на сутки, но дальше медлить было нельзя. Скрепя сердце, Денис приказал устроить больного на носилках, связанных из одеял.
Длинной вереницей мы шли по пещере. Двое миллальфцев несли Лесанта. Нам предстояло преодолеть последние сантоны под землей. Чаня утверждал, что он уже чувствует свежий воздух. Мы тоже старались принюхиваться, и всем казалось, что мы тоже ощущаем нечто подобное... А может, нам просто очень хотелось наружу.
— Наконец-то вы, ваше величество, путешествуете, как подобает королю, — говорил Сэф. Лесант слабо улыбался в ответ.
— Позволю с вами не согласиться, монгарс. Я предпочел бы вернуться в Вэллайд верхом на белом коне.
Денис не отходил от своего больного, словно мать от ребенка. Я видела, какого труда ему стоило ежеминутно не проверять повязку и не щупать лоб. Его распирала гордость. Пожалуй, я еще не видела его таким счастливым. А я прятала в улыбке собственную гордость: ведь именно мне удалось ему помочь обрести себя.
— Интересное дело, — вдруг остановился Бар. — Дальше снова обрыв. Клянусь Шаном, такого раньше не было. Не иначе, землетрясение. Света не будет, придется зажечь факелы. Ладно, вперед, только очень осторожно. Ребята, вы двое, с носилками, идите за мной.
Узкая тропа шла над самой пропастью. Здесь не было никаких поручней; временами приходилось прижиматься к холодному камню спиной. Мы шли в потемках, в неверных бликах факелов, которые разгонял по стенам сквозняк. Было очень страшно за миллальфцев, несущих Лесанта; каким-то чудом они проходили с носилками там, где я одна не знала, куда поставить ногу.
А потом впереди забрезжил свет. Раздались торжествующие возгласы. Еще несколько шагов над пропастью — и мы выйдем из подземелья!
Чаня первый скорее почувствовал, чем услышал подземный рокот. Он сначала залаял, а потом закричал:
— Земля дрожит!
— Землетрясение, Пегль его задери! — крикнул Бар, бросаясь к носилкам. — Держитесь!
— Только не это! — простонал Сэф.
И вдруг стена, вдоль которой мы шли, обрушилась вниз. Исполинские камни рассыпались, точно карточный домик, а мы оставались на хрупкой перемычке, уже расколотой позади и впереди.
— Быстрее, быстрее, Пеглевы дети! — срывал голос Бар. — И без паники, по одному!
Один за другим миллальфцы перепрыгивали через разломы. Я с ужасом почувствовала, что твердь подо мной ходит ходуном, и от страха присела на корточки. Осколок камня больно ударил меня по плечу. Их столько летело, этих осколков... Я прикрыла голову.
— Поднимайся, пошли, — Нолколеда схватила меня за руку. — Проходи вперед.
Мы поменялись местами, я бросилась догонять Сэфа, отчаянно махавшего нам рукой... Вдруг позади послышался грохот. Оглянувшись, я увидела, что между мной и Нолколедой зияет пропасть, а немка из последних сил хватается руками за край уцелевшего каменного пятачка и отчаянно ищет ногой опору.
Дороги, по которой мы шли, больше не существовало. Землетрясение выдвинуло из недр новые острые вершины, обрушив старые в бездну. Но вперед еще можно было пройти, можно было перескочить по остаткам каменного гребня... У моих ног промелькнула рыжая спина. Совершив невероятный прыжок, Чанг оказался на пятачке, с которого падала Нолколеда. Девушка ухватилась за ошейник. Пес растопырил лапы, заскреб когтями по камню, пытаясь удержаться.
На пятачке не было место двоим. Но чуть ниже я видела уступ. Леде до него просто не дотянуться. А мне? Смогу ли я перепрыгнуть туда? Раздумывать было некогда. Изо всех сил оттолкнувшись, я прыгнула. В прыжке успела подумать, что по законам земного тяготения давно бы уже оказалась в пропасти. Едва почувствовав камень под ногами, я припала, прилипла всем телом к скале, чтобы устоять.
— Давай руку, — прокричала я Леде, уворачиваясь от очередного каменного снаряда.
— Убирайся отсюда, — ответила та. — Ты меня не удержишь, упадем вместе.
— Руку давай, дура! — заорала я. — В гробу я видала твое благородство!
Крепкая рука обхватила мое запястье. Чаня, пыхтя, упирался лапами, на которых вздулись жилы. Еще немного, и я потеряю равновесие... Я хватаюсь практически за воздух... Наконец Нолколеда коленями вскарабкалась на пятачок. Пес, свесив язык, взгромоздился ей на руки. Я, вытирая пот, прижалась к скале лбом.
И тут горы под нашими ногами снова зашевелились. От пятачка откололся еще один кусок, отдаливший нас от спасительного гребня.
— Беги за нашими, — сказала Нолколеда Чане. — Ты перепрыгнешь.
— Я вас не брошу! — возмущенно заявил пес.
— Беги, глупый, — немка погладила его по голове. — У нас хотя бы руки есть, ухватимся за что-нибудь. Ты нам все равно не поможешь. А если еще тебя спасать придется... Давай бегом отсюда, пока я тебя сама не сбросила!
— Понял, понял, — кивнул Чанг и перепрыгнул обратно. Умоляюще залаял на той стороне и помчался вдогонку за нашими.
— По крайней мере, они будут знать, что мы еще живы, — вздохнула Леда. — Scheisse! Голову береги!
— Там можно пробраться низом! — сказала я. Немка, не раздумывая, спрыгнула ко мне. Поддерживая друг друга, оступаясь, отшатываясь от трещин, неожиданно возникавших под нашими ногами, мы пробирались на головокружительной высоте, а под нами чернела бездна. Камни сыпались из-под ног, покрывали синяками наши плечи и головы. Уже было непонятно, кто кому и сколько раз спас жизнь.
А потом горы замерли. С грохотом скатились в пропасть последние камни. Обессиленные, мы почти в обнимку упали на камень в неглубокой нише, переглянулись...
— Ну, у тебя и видок! — заявила Нолколеда, размазывая кровь по щеке.
— На себя посмотри, — огрызнулась я.
И тут мы расхохотались — да так, что следовало опасаться новых обвалов, — до визга, до слез. Это было замечательно: остаться в живых, уцелеть среди камня, сошедшего с ума, и вдобавок обрести подругу!
— Хочешь, я не поеду с ним в Дикие Земли? — сквозь смех спросила Леда. — Тебе будет легче?
— Нет, не легче, — с трудом выговорила я. — Я его тебе отдаю... напрокат.
— А-а, — с умным лицом кивнула она. — Ну, залог пусть останется у тебя.
И мы снова покатились со смеху
— Мы там волосы на себе рвем, а они, значит, ржут, как кони, — послышался возмущенный голос Сэфа. — Вылезайте сюда, родные.
Анапчанин пытался перейти к нам по остаткам гребня. За его спиной показалась голова Дениса. Их встревоженные лица вызвали у нас новый приступ хохота. Так смеяться могут только женщины, которые, наконец, перестали видеть друг в друге соперниц.
Собравшись с силами, мы все-таки выбрались наружу. Там стоял солнечный день, и внизу, в полусантоне, блестела голубая гладь реки, окруженная кедровой рощей. Бар, прикрыв глаза ладонью, внимательно всматривался вдаль. Потом он покачал головой.