- Про матушку-то знает?
- Ага, ищи дураков!.. Ну как с ним от такой вести сызнова чего дурного приключится? Только-только на ноги встал... Нет уж, пускай кто другой своей головой рискует.
- И то верно.
Пока братья разговаривали, возок и его охрана миновали не сильно пострадавший от огненного несчастья посад и углубились в саму Москву. Дворцовые стражи тут же прекратили свои разговоры, и начали хмуро смотреть по сторонам, подолгу разглядывая выжженные до земли остовы домов с провалами погребов и подполья, а так же груды закопченных камней (или кирпичей) на месте печек. Чем дальше они ехали, тем меньше становилось неряшливых штабелей из обугленных досок и бревен, и заметно больше мастерового люда, расчищающего пожарища под строительство новых изб и подворий. Всюду виднелись вереницы погорельцев, тянущихся из города прочь, и доносился звонкий перестук плотницких топоров - город, как сказочная птица Феникс, возрождался из теплого еще пепла. Да он и не умирал, если разобраться, ведь жизнь, несмотря ни на что, продолжалась... До самых стен Московского кремля родичи молчали, и только у Никольской башни младший брат тяжело вздохнул, и еще раз перекрестился на икону Николы Чудотворца, расположенную поверх воротной арки:
- Не иначе, за грехи наши Господь послал нам такое испытание... Много народу погорело?
Спиридон невольно отвел взгляд перед тихим ответом:
- Разом три новых погоста пришлось открывать.
Тем временем всадники, а за ними и возок, втянулись в высокий проем ворот, и братьям пришлось пришпорить коней, догоняя хвост колонны. Впрочем, нахлестывать жеребцов особой нужды не было, ибо долгий путь небольшого отряда подошел к концу: воины спешивались, довольно переговариваясь между собой, а возок, проехав чуть дальше и замерев прямо напротив Теремного дворца, выпустил из своего темного нутра няньку царевича Дмитрия. А следом и его самого. Худенький, бледненький мальчик, в нарядном зеленом кафтане и штанах, темно-красных сафьяновых сапожках и такого же цвета шапочке, украшенной мелким жемчугом - немного сонно похлопал своими невозможно-синими глазищами, зевнул и без особого интереса огляделся по сторонам. Глядя на то, как царевича прямо-таки окружила со всех сторон одна-единственная служанка, старший брат не удержался от усмешки:
- Смотри-тка, Авдотья прямо как наседка над ним квохчет!
Младший мимоходом почесал щеку, заодно отогнав надоедливого комара, и широко улыбнулся.
- Ну так! Ей за малым плетей не досталось, за лень да все хорошее.
- Чего так?
Егор огляделся и понизил голос больше обычного. Слышались только обрывки фраз:
- Стою на страже... Думал, блазнится! Шапку ему под ноги кинул, да кафтан на плечи. Он в перильца так ручками своими вцепился, аж пальцы побелели!.. Долго так стоял, я даже хотел кого из нянек кликнуть... Такая суматоха поднялась, что хоть мертвых выноси. А он вздохнул этак тяжело, одежку мою с себя скинул и ушел. Потом постельничий дьяк едва плеткой няньку по заду не отходил, за недогляд за Димитрием Ивановичем - а уж орал на нее так, что и во дворе все отлично слышно было.
Спиридон задумчиво обозрел Авдотью, стараясь оценить у нее за малым не пострадавшую часть тела, разочарованно цокнул языком и равнодушно отвернулся - было бы там чему страдать!..
- Давай уже к старшому, отпрашивайся да домой поедем.
- Это мы быстро!..
Об одном только в своих рассказах умолчал младший брат - о совсем не детском взгляде и признательном кивке, коих удостоился напоследок от царевича. Почему? Да кто его знает...
***
Если и было что-то интересное по дороге из Александровской слободы в Москву, то Дмитрий это благополучно пропустил - постоянное раскачивание возка вызывало в нем чуть ли не морскую болезнь. Правда, она быстро прошла: поначалу помогло присутствие ненавистного шарлатана, отчетливо нервничающего под ласковым взглядом юного рюриковича. А на следующий день, когда Ральф Стендиш вдруг отказался от положенного ему места в возке (ха, меньше народу - больше кислороду!) и самочувствие немного пришло в норму, голову вдруг посетила удивительно светлая мысль. Насчет того, что он совсем не обязан весь световой день "наслаждаться" скукой и духотой внутри тряского средства передвижения и удивительно монотонными пейзажами снаружи. Зато вполне может этот же день хорошенько потренироваться, работая со средоточием. Пытаясь при этом отрешиться от продольных и поперечных покачиваний поскрипывающего четырехколесного "лимузина", едва заметного запаха конского пота и вездесущей дорожной пыли, позвякивающей упряжи и прочих многочисленных радостей долгого путешествия. В коем, надо признать, был и приятный момент. Один. Когда на третий день пути, из-за каких-то мелких задержек их небольшой караван не успел к вечеру достичь жилья, и для ночевки царевича и приставленной к нему служанки разбили небольшой, но очень богато отделанный шатер. Ночью ему удалось немного походить вокруг, вдоволь надышаться свежим воздухом, полюбоваться на звездное небо...