— Ну? В чем проблема?
— Не заводится, — пожаловался Радик.
Я несколько раз нажал на педаль. Мотор не реагировал. Мне еще никогда не доводилось чинить скутеры, но в мотоциклах я разбирался сравнительно неплохо. Во всяком случае, я прекрасно знал, что если в мотоцикле вдруг заглох мотор, дело может быть вовсе не в "движке", а в проводе, который соединяет его с аккумулятором, и который мог попросту отломиться. Я поднял сиденье и заглянул внутрь. Так оно и есть.
— Неси паяльник, — произнес я, постаравшись придать своему голосу строгие нотки.
"Чадо" сорвалось с места и помчалось в дом.
— И не забудь олово с припоем! — вдогонку крикнул я.
Требуемые мною предметы не заставили себя ждать. Раскручивая шнур паяльника, я огляделся по сторонам.
— А где розетка?
Радик забежал в сарай и с готовностью вытащил оттуда удлинитель.
— Я его уже подключил, — сообщил он.
Подождав, пока паяльник хорошо разогреется, я, с помощью солидной порции олова, восстановил контакт.
Радик бросился к скутеру, намереваясь тут же его завести, но я его остановил:
— Подожди минут десять. Пусть застынет.
Пока я мыл руки с мылом, он нетерпеливо посматривал на свои наручные часы. Когда я закрыл кран, и принялся стряхивать с ладоней воду, он спросил:
— Ну, можно?
— Попробуй, — кивнул головой я.
Радик нажал на педаль. Мотор взревел. Мальчик радостно подпрыгнул.
— Работает!
Я направился в свою будку.
— Я скажу папе, чтобы он тебе заплатил! — крикнул Радик.
— Собери инструменты, — ворчливо отозвался я. — И выключи этот психопатический вой. Уже голова от него болит.
"Prodigy" смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него, и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный, и чрезвычайно довольный…
Глава седьмая
Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот, и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.
Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет — я не знаю. Что он делает дома — тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой "взаимоотношения". Я за ними не подглядывал.
О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе, и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.
Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.
— Это он просто ее так донимает, — объяснил он.
— А чего они друг с другом не ладят? — поинтересовался я.
Ширяев усмехнулся.
— Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.
— Я в этом уже убедился, — признался я. — А правда, что из-за него одного охранника уволили?
— Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: да я их всех… да они у меня все… А пацан находился неподалеку, и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то "заливать", дверь прикрывай поплотнее, и разговаривай потише.
"Заливать" по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать — это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.
— Кстати, твоя "маман" вчера вечером звонила, — сообщила мне тетя Клава, когда окончательно убедилась, что никаких скандальных подробностей из личной жизни легенды отечественного кинематографа ей вытрясти из меня не удастся. — Я сказала ей, что у тебя все нормально, и что ты устроился на работу.