— Судари, думаю, Вам есть о чем поговорить, — произнесла Елизавета и четверо сановников удалились в соседнюю комнату.
— Великий князь! Буду рад в ближайшее время с Вами отобедать. Надеюсь, что матушка дозволит нам встретиться после Рождества? — сказал Иван Иванович Шувалов и приобняв Разумовского уже что-то начал говорить тому.
— Почему не рассказал мне, что во время болезни к тебе спускалась Пресвятая Богородица? — задала вопрос Елизавета, как только нас оставили одних.
— Я есть думать, что это горячка и боятся, не верить мне, — ответил я.
— Богохульник! — вскричала Елизавета. — Все медикусы говорили, что умираешь, я видела язвы на твоем челе, а сейчас ты даже похорошел ликом, вытянулся, мужем статным становишься. И что это, коли не божий промысел?
— Простить меня, тетушка, сложно тому, кто до болезни не исполнять обряд, понять, где есть божественный промысел, — я понуро опустил голову и чуть не пустил слезу, отыгрывая растерявшегося подростка.
— Вот ты сейчас недоросль, а с Брюммером был мужем, — Елизавета задумалась. — Какой ты, Петруша?
— Взрослеть, тетушка. Хотеть дела вершить, — ответил я, понурив голову.
— Ну, буде, племянник, мал ты еще. Вона, как дед твой потешников заведи, да научайся ими управлять. И что там с деньгами, что я даровала тебе после воцерковления? — спросила императрица.
— Брюммеру отдать, кабы увеселения мне делать. А деньги сии мне нужнеть… нужны, — ответил я.
— Брюмера не трогай, он, почитай опора тебе в Голштинии, я подумаю, как тебе помочь и денег дам — пятьдесят тысяч. Посмотрю, куда ты их употребишь, на какие такие дела. С Шуваловым дела вершить думаешь, чего это Иван Иванович уже тебя приглашает отобедать? Он больше человек Просвещения и науки, но не чурается и коммерцией заниматься. Вот с Петром Ивановичем тебе сойтись, но то дела грядущего, — императрица серьезно посмотрела на меня. — Не нужно тебе прибиваться ни к какой партии, с Бестужевым так же будь любезным. Коли ты такой взрослый, дозволю вольности, как то быть на приемах, но с Катькой будь, отвадь Иоганну от нее. Приятна хоть девка-то?
— Да, нравится, есть юна она, — ответил я.
— А ты, что, Старый? — Елизавета потрепала меня по голове, пренебрежительно сдернув уже опостылевший парик, раздражающий голову, которая постоянно чесалась.
Глава 2
Петербург. Ораниунбаум. Москва.
Зима 1745.
Социализация прошла успешно. А как еще? Все же я и есть Петр Федорович, пусть уже больше и Сергей Викторович Петров.
После возвращения в Петербург и сложного первого дня, меня мало дергали представать пред очи ясные государыни, а Брюммер стал более покладист и даже угодлив при общении со мной. Елизавета, видимо, сделала некоторое внушение моему воспитателю и тот, после еще нескольких нелепых, прямолинейных и грубых попыток вернуть ситуацию, где я зависим, а обер-гофмаршал доминант, отстал. Сложился некий паритет, когда я не задеваю воспитателя, и он не требователен ко мне.
Время же течет в этой эпохе настолько размеренно, что срочно, это очень редко прямо сейчас, а чаще завтра-послезавтра, или после праздника, не важно, какого. Пригласил на обед меня Иван Иванович Шувалов, я и жду назавтра, а и неделя проходит, а приглашения нет. И это нормально, никто никуда не спешит.
Если нет приглашений от Шуваловых, как и от кого бы то ни было, решил я наладить отношения с будущей женой. Так, на следующий день, после того, как был обед у императрицы, сразу после заутренней, когда исповедовался и причастился, решил навестить свою невесту. По ее воспоминаниям, изданным в будущем, я знал, что Петр, то есть я, и Катэ вполне себе ладили. В этом варианте истории я не обезображен оспинами, точно не урод, пусть, и пока еще с тонкими конечностями, так почему же не пообщаться. Но… «сударь, принцесса примеряет платье», «принцесса проводит урок по русскому языку» и еще с пяток отговорок. Зайдите после. Избегают меня?
Если нет встреч и развития отношений, нужно заняться собой. Прежде всего, я решил написать бизнес-план своего становления в этом мире. Проанализировать проекты, которые можно без особых усилий внедрить, и успех которых уже доказан послезнанием. Потом переходить к более сложным делам и пробовать реализовать и эти проекты. Так что исписывал каждый день не один десяток листов. Правда часть из них были заляпаны чернилами, но ведь для себя писал, чтобы не забыть и попробовать создать систему.