Розалинде неожиданно вспомнились газетные репортажи о бомбовых ударах. Как плакала она тогда, представляя себе ужасы, творившиеся в стране Джемшида!
— Джемшид оставил копию завещания и документы, относящиеся к вашему браку, в абонированном сейфе, о существовании которого мы не подозревали. Недавно закончился срок аренды сейфа, и из банка пришло уведомление о том, что требуется новый взнос. Несомненно, Джемшид отдал ключ все тому же юристу и поэтому считал, что сейф будет открыт немедленно в том случае, если сам он погибнет.
Рози сжала губы и опустила голову. Густые светло-русые волосы упали на лоб и скрыли ее лицо от Наджиба. Она долго сидела молча, принимая в себя услышанное. Наконец на ее губах появилась дрожащая, растерянная улыбка, в которой не осталось и следа от былой циничной иронии. Рози помолодела, и Наджиб подумал о том, что теперь перед ним девушка с фотографии. Девушка, в которую влюбился Джемшид.
— Я понимаю… — прошептала она. Потом тряхнула головой, запрокинула ее и посмотрела на потолок. — Надо было мне знать все это пять лет назад.
— Не вина Джемшида, что вы не узнали. Такое трагическое стечение обстоятельств не мог бы предвидеть ни один человек.
Розалинда была потрясена до глубины души. За пять коротких минут в совершенно ином свете предстали пять лет ее жизни. В груди Рози вновь вспыхнула боль, которая, как она полагала, давно потухла в ней. Значит, Джемшид не бросил ее. Его любовь не была миражом.
Наджиб прокашлялся.
— В сейфе также нашлось письмо, предназначенное для деда.
— Что в нем говорится?
— Оно при мне. Хотите взглянуть? — Наджиб снова раскрыл чемоданчик и протянул ей конверт. — Насколько я понимаю, вы читаете на парванском языке? В письме об этом упоминается.
Рози взяла письмо дрожащей рукой. Буквы прыгали перед ее глазами, и она отчаянно моргала, прогоняя слезы, чтобы дочитать последние слова, которые дошли до нее от Джемшида.
«Дорогой дедушка, мне очень стыдно, но я не мог сообщить вам и всем родным о своей женитьбе. Свадьба состоялась в Англии…
Я знаю, вы считали, что мне следует взять жену, в чьих жилах текла бы кровь нашего племени, но когда вы увидите Розалинду, то полюбите ее. Судьба наградила эту женщину всеми возможными достоинствами, и она будет прекрасной матерью нашему ребенку, которого она, к моей величайшей радости, уже носит в своем чреве. Мы думаем, у нас будет сын. Если Аллах распорядится так, что я не вернусь с войны, и вы узнаете о нашем браке из моего письма, то я верю…»
Слезы душили Розалинду; она уронила лист и уткнулась лицом в ладони.
— О, если бы я знала, если бы я только знала! — всхлипывала Рози. — Я-то думала, он предал меня. Я думала… — Она закусила губу и перевела дух. — Он любил меня. — Голос изменял ей. — Он меня действительно любил.
Человек с глазами Джемшида поднялся и пересел на диван, рядом с ней.
— Да, — успокаивающе шепнул он. — Да, должно быть, он очень вас любил.
— Почему же Джемшид не рассказал обо мне деду?
— Нашему деду в жизни довелось испытать много превратностей судьбы, и женитьба любимого внука на англичанке была бы для него… — Наджиб запнулся. — Пожалуйста, успокойтесь и найдите утешение в том, что последние мысли вашего мужа перед тем, как он ушел на войну, были о вас. О вас и о ребенке.
Звуки его глубокого, ласкового голоса лишили Розалинду остатков самообладания. Слезы душили ее, и когда она почувствовала, что руки мужчины обнимают ее, это показалось ей естественным и правильным. Он — родной Джемшиду человек. Рози опустила голову на плечо Наджиба и зарыдала. Боль от совершенного пять лет назад предательства наконец оставила ее.
Наджиб гладил густые, длинные, медовые волосы и думал о том, какую трагедию пережила эта женщина, когда ей пришлось усомниться в любви его кузена. Но у Джемшида имелись веские причины не говорить деду о своей женитьбе…
Наджиб вспомнил, какая буря поднялась, когда Джемшид заявил о своей решимости участвовать в войне на стороне принца Кавьяна. Близкий друг принца, воспитанный в убеждении, что мужчина обязан принести жизнь на алтарь Родины, Джемшид стоял на своем: он должен исполнить свой долг в годину опасности. Дед угрожал, кричал, что у Джемшида есть долг перед семьей, перед страной его отца, перед судьбой…
Старик в ярости бушевал несколько недель, пока продолжалось первое Кельджукское вторжение и все усилия дипломатов пропадали втуне. Джемшид держался твердо, но, разумеется, не время ему было объявлять о своем браке с англичанкой, против которого дед, несомненно, возражал бы, давая волю своему темпераменту. Возможно, это известие убило бы старика.