– А если Мира ответит? Ты ведь отослала все эти письма на адреса ее друзей.
Она поколебалась.
– Ну, мы ведь уедем не очень надолго… – хотя эта мысль наполнила ее дискомфортом.
Мерритт кивнул, снова выглядывая в окно. Молчание – не лишенное уюта – повисло между ними. Несколько биений сердца прошло, прежде чем его взгляд снова упал на нее, и смотрел он достаточно долго, чтобы Хюльде стало неловко.
Она провела языком по зубам, боясь, что что-то застряло в них после ужина.
– Ты прекрасна, – сказал он.
Язык у нее онемел. Жар снова затопил щеки – если бы она могла загадать всего одно желание, то попросила бы меньше краснеть! По крайней мере, цвет ее лица сейчас подходил отделке комнаты. Она прочистила горло так тихо, как только могла.
– Хорошая попытка сменить тему, но тебе придется постараться получше.
Он моргнул.
– Получше?
Она поправила очки.
– Может, сказать что-то более правдоподобное.
Он самую малость прищурился.
– Вы назвали меня лжецом, миссис Ларкин? Хотя, полагаю, теперь вы мисс.
Хюльда отвела глаза.
– Я такого не говорила.
Мерритт сдвинулся в своем кресле так, чтобы телом развернуться к ней. Наклонившись вперед, он поставил локти на колени.
– Я чую вызов.
Она посмотрела на него, как надеялась, убийственным взглядом.
– Ты, – продолжил он, ничуть не смущенный, – совершенно неотразима, когда краснеешь.
Ее сердце гулко забилось о ребра при этих прямолинейных словах. И, конечно же, ее щеки разгорелись, вызвав у Мерритта плутоватую ухмылку. Она была так непривычна к комплиментам. По крайней мере, к таким комплиментам.
Она сглотнула, готовясь возражать, но Мерритт еще не закончил:
– Я всегда хотел запустить пальцы в твои волосы и проверить, такие же ли они мягкие, как кажутся на вид, – он потянулся вперед – Хюльда сидела как раз в зоне его досягаемости – и выдернул одну шпильку из ее прически. Хюльда замерла, ей было разом жарко и холодно, а этих мошек в животе вдруг стало в сотню раз больше, и она искала в его лице… что же?
– Когда ты не следишь за собой, – продолжил он, – твоя походка становится такой восхитительной.
Ее скулы были готовы расплавиться, лицу было так горячо.
– М-Мерритт…
Выражение ее лица, наверное, было то еще, потому что Мерритт хохотнул и выпрямился.
– Прости, Хюльда. С тобой это делать так легко.
Она возмущенно запыхтела, не зная, что еще сделать.
– Легко меня дразнить?
– А разве говорить правду – значит дразнить?
Она расправила плечи.
– Ты едва ли разбираешься…
– Я отлично разбираюсь во всем, – перебил он, подцепляя ступней ножку ее кресла и притягивая ее ближе. Он встал из своего кресла и положил руки на ее подлокотники, его лицо зависло в невыносимой близости от ее лица. – И я не позволю тебе подвергать это сомнению. Не под моей крышей.
Он наклонился вперед и коснулся губами ее губ, и в этот раскаленный момент Хюльда поверила каждому слову, что он произнес. Запахи чернил, гвоздики и петигрена заполнили ее чувства, и слабая ее часть – та, которую она сковала цепями и спрятала подальше, потому что иначе было больно, – запульсировала от радости и желания.
Несмотря на его прямолинейность, его губы были целомудренны – и это хорошо, потому что Хюльда не знала, что бы могла сделать, будь это не так. Он отстранился и улыбнулся ей.
– Пойду проверю, не нужно ли чего Батисту. Не засиживайся совсем уж допоздна, – это, разумеется, была шутка – Хюльда всегда неукоснительно соблюдала режим сна. И все же, когда Мерритт покинул комнату, даже не подумав забрать свое пальто или жилет, Хюльда обнаружила, что совершенно приросла к своему креслу, настолько зачарованная его словами и прикосновениями, что едва могла вспомнить причину, по которой вообще к нему подошла.
Написав короткое и лишенное конкретики послание в Джеймстаун, Хюльда передала монетку ассистенту почтмейстера. У Миры была племянница в Джеймстауне, так что, возможно, она укрывалась там. Хюльда могла только надеяться. Если Мира ответит, она могла и не связываться напрямую с БИХОКом. Может, напишет в Уимбрел Хаус. В следующий раз, когда Хюльда увидит мисс Тэйлор, нужно будет попросить ее быть на этот счет внимательнее.