– Отдельные мелкие вещи ушли на волю, и пейр хочет вернуть их в свои владения. Оборотень пожал плечами:
– Мелкие вещи? Открытое окно. Пей с работорговцами.
– Закрытое окно. Вещи зеленые.
– Ага! – с важным видом кивнул принцепс и вновь растянул губы в ухмылке. На клыках его заиграли блики света, исходящие от жаровни. Зеленые означало – наделенные магической силой. Мало какие скупщики краденого, даже в больших городах, согласились бы иметь дело с такими вещами. – Закрытое окно. Некто не может содействовать пейру.
То есть он отказывается помочь. Лайам вздохнул. Если гильдия не хочет помочь заезжему вору, придется прибегнуть к доводам посерьезнее. Он вздохнул еще раз и скрестил на груди руки.
– Разве карада не чтит легиум? Разве Оборотень поет по-другому?
Лайам повстречался с Палицей вскоре после того, как гильдия Бэдхэмского леса распалась, и несмотря на двенадцатилетнюю разницу в возрасте, они почти год путешествовали вместе. Все это время легендарный вор по неясным Лайаму причинам считал своим долгом обучать молодого спутника всем тонкостям своего ремесла. Познаний была почерпнута масса, но большая их часть так и не пригодилась Лайаму. Впрочем, то, что он освоил искусство открывать любые замки и бесшумно взбираться на стены, не раз оказывалось ему полезным. А дважды Лайам, внутренне морщась, даже заимствовал кое-что у имущих людей, без их, естественно, ведома. Так что, разыгрывая из себя заправского вора, он не очень кривил душой.
Легиум, свод воровских – передающихся изустно – законов, был создан много веков назад. В больших городах Таралона, а также Фрипорта за его соблюдением строго следили дисциплинарии, специально для того избираемые на больших воровских сходках люди. В разных краях легиум толковался по-разному, но в общих чертах все его версии совпадали с харкоутским вариантом, ибо Харкоут считался прародиной кодекса. Лайам надеялся, что основных его положений придерживаются и в Саузварке.
Оборотень с оскорбленным видом вскинул подбородок и надменно фыркнул:
– Карада чтит легиум.
– Тогда она должна чтить и пре легио.
Пре легио – первое правило легиума гласило, что воры не крадут у воров.
– Карада не обязана чтить резвящегося певца.
– Унум, – сказал Лайам, соглашаясь. Это был справедливый довод: гильдия не знала, что он – вор, а значит, эта кража не нарушала первое правило. И тем не менее Лайам внутренне улыбнулся. Сделав такое заявление, Оборотень фактически признал, что чужака обворовал кто-то из его людей. Однако принцепс упорно продолжал совать голову в сплетенную своими руками петлю:
– И как чтится, что мелкие вещи освобождены певцом из карады? (Откуда гостю известно, что его обокрал вор, состоящий в караде?)
– Карада Саузварка не ведет игр с шалунами, – с улыбкой отозвался Лайам. Заслышав это, занятые едой мужчины расхохотались. Лайам лишь повторил слова Оборотня. Тот сам несколько минут назад заявил, что в Саузварке нет воров, не входящих в гильдию.
Принцепс угрюмо усмехнулся; чужак отыграл у него очко.
– Если вещи были освобождены одним из певцов карады, некто не чтит это. (Если вещи Лайама действительно украдены одним из воров гильдии, Оборотню об этом ничего не известно.) Но карада Саузварка – магнум. Некто может выпить с певцами и все почтить. (Но гильдия Саузварка весьма велика. Оборотень поговорит кое с кем и все узнает.)
“Если ваша гильдия и вправду столь велика, – подумал Лайам, – почему вы все одеваетесь как оборванцы и прячетесь в заброшенном доме?” Но он не стал говорить этого вслух, а лишь пожал плечами:
– Некто не будет раскалывать пре легио. Работорговец легио – честный раскол.
Лайам имел в виду, что он не станет настаивать на исполнении первого правила кодекса, требующего, чтобы вор-нарушитель не только вернул вещи, но и выплатил отступные. Он предлагал соблюсти другое правило кодекса, гласившее, что любой вор имеет преимущественное право покупки вещей, украденных другими ворами. Оборотень задумчиво потеребил нижнюю губу.
– Честный раскол, вертас. Если некто сможет найти певца с освобожденными вещами, отделят ли люкс? (И вправду, честная сделка. Если Оборотень сумеет отыскать человека, у которого находятся вещи Лайама, сможет ли Лайам за них заплатить?)
– Дох, – заверил его Лайам.
– Унум, – произнес Оборотень. Дело было сделано. Некто найдет певца и сделает раскол. Какие вещи и когда освобождены? (Он найдет вора и организует сделку. Ему нужно знать, что украдено и когда.)
– Книга, жезл и ковер. Все зеленое, – сказал Лайам. В воровской “декламации” не имелось особых слов для обозначения этих предметов. – Омбер и омбер назад. (Две ночи назад.) – Он вскинул палец, гася довольную улыбку Оборотня. – Но некто хочет выпить с душой певца. (Но ему желательно самому встретиться с этим вором.)
Зарождающаяся улыбка принцепса померкла, сменившись удрученной гримасой. Оборотень явно рассчитывал нагреть руки на этом дельце – назвать своему вору одну цену, пришлому вору другую, а разницу положить в карман. Лайам был вовсе не против того, чтобы вожак получил свой барыш. Он настаивал на личной встрече с человеком, его обокравшим, лишь потому, что хотел выяснить, как тот миновал охранное заклинание. Ну и, конечно, ему было любопытно, что именно этот вор собирался делать с украденными вещами.
Однако у Оборотня был такой разобиженный вид, что Лайам с трудом удержался от смеха.
– Если ветер принесет одному человеку погоняло и штамп певца, некто одарит караду. (Если Оборотень сообщит ему имя вора и скажет, где тот живет, Лайам сделает вклад в казну гильдии.)
Гривастый принцепс снова заулыбался, а кто-то из сидевших вокруг жаровни мужчин довольно крякнул. Воры покончили с едой и пустили по кругу кувшин с вином. Горлышко его было выщерблено.
Лайам внезапно почувствовал, что вонь в подвале усилилась и самым неприятным образом смешалась со все еще висящим в воздухе запахом жареного мяса.
– Унум? – быстро спросил он.
– Унум, – кивнул Оборотень.-Какой дар?
Лайам задумался на секунду.
– Не сейчас. Некто выпьет с певцом и вернет во владение вещи, а потом – дар. Магнум.
Лайам и сам не знал, какую сумму должна составлять награда, но по блеску глаз Оборотня догадывался, что тот запросит немало.
– Унум, – повторил принцепс, протягивая руку. – Некто узнает и пришлет с ветром к тому, кто резвится. Штамп того, кто резвится?
Лайам взял протянутую руку, но покачал головой. Он совершенно не хотел сообщать Оборотню, где проживает, хотя и предполагал, что тот при желании может легко это выяснить.
– Не так. Мы будем пить на тракте и на свету. (Он хочет встретиться на улице и в дневное время.)
Оборотень покачал головой и нехорошо засмеялся.
– Некто – принцепс. Некто не ходит по тракту, сола на тракт и сола омбер. (Он – принцепс. Он не ходит по улицам, только по крышам и только ночью.)
– Тогда другой певец, – предложил Лайам, и оглянулся. – Шутник?
– Нет, не Шутник, – сказал Оборотень, – Мопса. Шутник, пригони Мопсу.
Шутник с недовольным ворчанием поднялся по лестнице и вскоре вернулся с девчонкой, караулившей вход.
– Отмычка, будешь пить с этим певцом, – велел Оборотень. Отмычками воровская среда именовала неопытных молодых воришек. Лайам кивнул девочке. Та ответила угрюмым взглядом.
– Аве, Мопса.
– Аве, – отозвалась она, затем не выдержала: – Но, Волк, почему? Я не… я не хочу быть лягушкой!
Все присутствующие, в том числе и Лайам, расхохотались. Очевидно, девчонка совсем недавно попала в караду и еще путала ключевые слова.
Лягушками в преступном мире называли доносчиков, а маленькой упрямице предлагалась роль связной, то есть вороны.
Оборотень отвесил ей легкую оплеуху.