В следующие два дня во время походов в комнату с коллекцией, где она постепенно завершала работу, ее сопровождал старый лэрд с ключом. Росс, очевидно, избегал ее, и, наверно, это была самая большая любезность, какую он мог ей оказать. Но все равно это не вернуло ощущения свободы. Камилла чувствовала его присутствие, как большую мрачную тень, неотступно следовавшую за ней.
В течение дня, когда рядом был Эрик, ей иногда удавалось ставить преграду этому ощущению. Но по ночам, когда она лежала в постели одна, Росс будто завладевал ее телом и душой. И она без конца плакала, заливая слезами подушку, и сквозь боль в ней пробивалось чувство ужасной вины. Происшедшее между ней и Россом должно навсегда остаться тайной для Эрика. Камилла искренне горевала, что ей приходится прибегать к обману. Но она вознаградит Эрика за это. И хотя он никогда не вызовет в ней такую страсть, какую вызвал этот бешеный горец, она всю жизнь будет предана ему и сделает его счастливым.
Это станет миссией ее жизни.
И ее покаянием.
— Значит, ты все закончила? Завтра летим в Лондон. Как только вернемся в отель, я позвоню в аэропорт и забронирую нам билеты.
Камилла и Эрик возвращались из поездки по побережью, он сидел за рулем. Камилла смотрела на Эрика, и ее пронизывала острая боль. Действительно ли их отъезд так неминуем? Хотя она понимала, что ей полагалось бы радоваться, в глубине души радости не было. Она с усилием заставляла себя слушать, что говорит Эрик.
— Я все-таки думаю, что нам надо поехать в замок на день рождения, — пробормотала она. — Мне нравится старый лэрд, не хотелось бы обижать его неучтивостью.
— Конечно. — Эрик кивнул и коснулся ее руки. — Он кажется вполне симпатичным старым джентльменом. Хотя, безусловно, немного эксцентричным. Но если ты хочешь, мы обязательно поедем.
Камилла взглянула на него и улыбнулась. Эрику каждый, кто не совсем соответствует строгим стандартам Сити, кажется эксцентричным. Она ласково держала Эрика за руку, пока он не убрал ее, чтобы справиться с особенно коварным поворотом, и беззвучно — из вежливости — выругался. «Эти проклятые деревенские дороги пригодны только для ослов с телегами» — так дня два назад выразился возмущенный Эрик. Дороги буквально выводили его из себя.
— Чем раньше мы вернемся из этого средневековья на Оксфорд-стрит и на Пиккадилли, тем счастливее я буду, — заявлял он. — На этих грязных и ухабистых тропинках для меня слишком много сюрпризов.
Сюрприз не замедлил явиться: как только они одолели очередной поворот, дорогу им преградила отара овец!
Эрик резко затормозил, и машина, страшно завибрировав, остановилась. Он в сердцах испустил колоритное проклятие. И в тот же самый момент Камилла безошибочно угадала его следующее движение. С быстротой молнии она выбросила руку к рулю и, к счастью, положила ее на кнопку сигнала раньше, чем Эрик.
— Не надо! — поспешно предостерегла его Камилла. — Не сигналь, ты только напугаешь их.
— Тогда, черт возьми, как, по-твоему, мне удастся прогнать их с дороги?
— Здесь есть пастух. Он где-то тут рядом. — Камилла оглядела обе стороны дороги, и у нее вдруг возникло чувство, что сейчас из-за деревьев появится Росс Макеоун. Она почти ждала этого.
От вызванного воображением образа жгучее желание пронзило все тело и горячие глупые слезы брызнули из глаз. Камилла раздосадовано заморгала, смахивая слезы. Если уж она должна забыть его, то надо держать себя в узде.
— Я здесь! Потерпите минутку, и я мигом уберу их! — Буквально из ниоткуда вдруг возник краснощекий парень с пастушьим посохом и в сопровождении черно-белой колли. Он добродушно улыбнулся приезжим в машине, потом свистнул, и собака принялась за дело.
Не прошло и минуты, как дорога была свободна. Эрик переключил скорость, и машина рванулась вперед, слишком, пожалуй, резко.
— Этим чертовым овцам нельзя выходить на дорогу. Если хочешь знать мое мнение, так это просто позор.
Камилла моментально взвилась и бросилась на защиту пастуха:
— Но это же, сам понимаешь, не Найтсбридж! Здесь действуют другие правила. В этой части мира наши меньшие братья имеют такое же право пользоваться шоссе, как и их двуногие родичи…
Камилла оборвала себя, поняв, что почти слово в слово повторяет то, что говорил ей Росс, когда они встретились первый раз. Ее окатило волной ужасной боли, и она с трудом сглотнула ком в пересохшем горле. Неужели это возможно? Даже такая мелочь, как самый первый их разговор — вернее, самая первая ссора! — неизгладимо впечаталась в память! Неужели она никогда не освободится от своего мучителя?