Выбрать главу

 Как я уже упоминала, отец Владимир работал делопроизводителем в канцелярии патриархии. Иногда ему требовалась помощь переписчицы-машинистки, поэтому я изредка приходила в домик на подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре. На подворье подселили не помню уже кого, но помню похабные частушки и песенки, слышные даже при закрытых окнах в комнатах патриархии. Заместитель патриарха Тихона митрополит Крутицкий Евсевий, ещё крепкий, хотя и старый человек, насмерть отравился плохой рыбой, которую кто-то прислал в дар. Кругом, напоминаю, люди умирали от голода. Новым управляющим Московской епархией ненадолго стал епископ Никандр, недавно арестованный большевиками, и только-только вышедший из Бутырской тюрьмы. Он и собрал московское духовенство, чтобы ознакомить священников с новым указом патриарха, в котором изъятие священных сосудов из храмов было названо святотатством. То есть, золотые ризы с икон и драгоценные камни с церковных облачений отдавать большевикам было можно, но священные сосуды из алтаря - нет. Оцени мужество, Олечка. Ты мне как-то сказало, что даже мужество врагов может вызвать твое уважение.

 Но Комиссии по изъятию ценностей, нагнетая и без того тяжелую атмосферу, с оружием в руках, требовали именно выдачи священных сосудов. В нашем храме Георгия Победоносца изъятие церковных ценностей прошло мирно, возможно за молитвы о. Алексея Мечева, не знаю, в его храме на Маросейке тоже эксцессов не было. Но по всей России прокатилась мощная волна протеста верующих людей, в некоторых местах властям оказывалось даже вооруженное сопротивление.

 Весной 1922 года патриарха Тихона обвинили в сопротивлении власти по делу об изъятии ценностей и посадили под арест в маленьком двухэтажном домике у ворот Донского монастыря. Канцелярия патриархии была разгромлена. Отца Петра Гурьева, управляющего канцелярией, арестовали и отправили в заключение во Владимирскую тюрьму. И больше о нем никто ничего не слышал. Вечная ему память. Старый маститый церковный чиновник дореволюционной закалки добродушно улыбался мне при встрече и ласково благословлял. Какое-то время канцелярия работала обезглавленной, но ВЧК, переименованная в том же году в ГПУ при НКВД (Главное Политическое Управление при Народном Комиссариате Внутренних Дел), произвела дополнительные аресты. О.Владимира не тронули, но он остался без работы. Вся повседневная деловая церковная жизнь в Москве и области остановилась. Вот тогда-то мы и услышали впервые о протоиерее Александре Введенском и иерее Владимире Красницком.

 То есть, о профессоре Введенском, а также о епископе Антонине Грановском и вообще о "Живой Церкви", стремившейся к внутрицерковным реформам, какие-то слухи уже ходили и раньше. Трудно было не знать об этом течении, когда настоятель Гребневской церкви, что стояла тогда на Лубянской площади, совсем близко от нашего Георгиевского храма, был заражён идеями реформации и активно доносил их с амвона до своих прихожан. Жизнь-де обновляется, церковь должна обновиться, буржуазных святых из патерика нужно убрать, монашество отменить, с советской властью подружиться. Впоследствии отец Сергий снял с себя сан. Конечно, жаль его. Гребневская церковь стояла впритык к бывшему зданию Страхового общества, куда после революции въехала ВЧК. Москвичи шутили, что раньше был Госстрах, а теперь Госужас. Но шутили они, отойдя подальше от Лубянской площади. Настоятель Гребневской церкви отойти никуда не мог. Но ведь и отец Владимир Проферансов тоже не мог никуда отойти. С порога Георгиевского храма хорошо была видна Лубянская площадь. Какое же неколебимое мужество требовалось, чтобы жить и служить буквально в двух шагах от "самого высокого здания Москвы, из которого видны аж Соловки".

 После ареста патриарха "Живая Церковь" начала активные действия, за которые и получила в народе кличку "обновленцы". И начали обновленцы с обмана и подлога. В мае, через несколько дней после ареста главы русской церкви, несколько священников, в том числе и Александр Введенский и Владимир Красницкий приехали из Петрограда в Москву. В ближайшую же ночь их пропустили к арестованному патриарху в Донской монастырь. Во время встречи речь, в частности, шла о патриаршей канцелярии, о том, что Церковь не может существовать, когда все бытовое делопроизводство встало. Патриарх Тихон был надёжно изолирован от окружающей жизни, в его приёмной постоянно дежурили чекисты. (Интересно, что ВЧК в ГПУ переименовали довольно быстро, но слово "чекисты" навсегда кровью и ужасом впечаталось в русский язык). По слухам, они тепло к нему относились, но свою работу, конечно же, делали старательно. Изолированный своего народа Глава церкви не мог не понимать теоретической правоты пришедших к нему священников. Он отдал им Синодальную печать и поручил принять Синодские дела, временно, конечно, для передачи их митрополиту Агафангелу сразу по приезде Ярославского митрополита в Москву. После чего митрополит Агафангел был арестован и отправлен в ссылку в Нарымский край. А протоиереи Введенский и Красницкий, в затылок которым дышала Черезвычайка, объявили, что арестованный патриарх передал им церковные дела. И образовали Высшее Церковное Управление на Троицком подворье в покоях патриарха Тихона. Такая вот многоходовая комбинация.

 Даже мой отец Владимир, опытный делопроизводитель, не сразу понял, что произошедшее - ложь и подлог, порядочному человеку такое трудно вместить. А что говорить о всей остальной русской церкви, епископы и священники которой получали воззвания и предписания ВЦУ, в том числе, и о необходимости признания церковным руководством советской власти, на Синодальных бланках с оттиском Синодальной печати?! Не удивительно, что за последующий год 70% православных приходов перешло в ведение обновленцев. Русские люди в большинстве своем к такому подлому обману готовы не были. Удивительно, что 30% устояли и не подчинились несмотря ни на что.

 Протоиерей Александр Введенский стал хорошо известен в Москве из-за своих публичных диспутов с наркомпросом Луначарским. Москвичи как раз такие истории и любили. Один раз, подискутировав какое-то время, никто не помнит о чем, профессор Введенский заметил, что они с Луначарским только на сцене противники, а вообще-то они друзья. Только, мол, Анатолий Васильевич считает, что произошёл от обезьяны, а он, Александр Введенский произошёл от Бога. Каждому свое. Публика смеялась и аплодировала. Потом взял слово Анатолий Васильевич Луначарский и добавил к сказанному Введенским, что пусть он, Луначарский, и произошёл от обезьяны, но каждому заметен прогресс в развитии от прародительницы до него самого. Точно также любому заметен и регресс, который случился с уважаемым профессором Введенским. Публика ещё громче смеялась и аплодировала. Профессор Введенский не был хорош собой. Со своим узким длинным лицом и монгольскими скулами, с неевропейским разрезом блёклых глаз и тяжёлыми веками, с бритым безвольным подбородком, он оставлял впечатление невнятной вырожденности. Понятно, что тот диспут долго пересказывали друг другу остряки.

 Об ещё одном деятеле "Живой Церкви", или сокращенно "ЖЦ", о протоиерее Красницком рассказывали, что он носит под рясой браунинг и не признает над собой никакой власти, кроме власти ЖЦ в лице собственной жены. Насчёт браунинга легко можно было поверить, встретив мрачный, исподлобья, взгляд Красницкого.

 О возглавителе обновленцев епископе Антонине Грановском и вообще говорили, что у него внешность сатанинская. Рост высокий, взгляд горящий, Чёрная как смоль борода. Епископ-обновленец огорошил москвичей заявлением, что патриарху Тихону не понравилось, что он, Антонин, совершал литургию среди народа, " а не в шкафу". "Это алтарь-то шкаф?!" Очень скоро Антонин Грановский покинул ряды "Живой Церкви", заклеймив её словами, что "это поповский профсоюз, желающий только денег, наград и жен". В конце жизни Антонин Грановский, тяжело болея, раскаялся в своей обновленческой деятельности и примирился с Православной Церковью.