Он помедлил, подбирая слова; в гостиной царила мертвая тишина.
- Две крупные суммы завещаны на общественные нужды. Одна - приходу святого Улофа, на попечительство о детях, а также на воспитание и образование молодежи. Проценты от другой суммы составят музыкальную стипендию в местной гимназии.
Он заметил, что пастор одобрительно кивнул, а Полли радостно заулыбалась.
- Остальное делится на три части. Одна из них завещана брату фру Фабиан, пастору Рудольфу Люндену.
Пасторша с облегчением вздохнула.
- Другая - сестре покойной, Ёте Экерюд, урожденной Люнден.- Сванте Странд оторвал взгляд от бумаг и уточнил: - В шестьдесят седьмом году фру Экерюд скончалась. Поэтому долю фру Экерюд получат ее дети и разделят поровну. Таким образом, Еспер Экерюд и Мирьям Экерюд получат по одной шестой части наследства.
- Незабвенная тетя Альберта! - воскликнул Еспер.- Да будет ей земля пухом. Простите бестактный вопрос, но на какую примерно сумму я могу рассчитывать?
- Пока неизвестно,- ответил Сванте Странд.- Налог на наследство очень высок. Но после продажи виллы и уплаты налога, думаю, каждому из вас останется пятьдесят или шестьдесят тысяч крон, не считая движимого имущества.
- Боже, - прошептала Лиселотт Люнден, - значит, мы получим вдвое больше!
- Остается еще одна треть,- напомнил пастор.
- Эту часть, согласно воле Альберты Фабиан, - тут голос Сванте Странда потеплел,- получит ее любимая воспитанница Полли Томссон. Положение Полли в смысле налога самое выгодное, ибо воспитанник, который до шестнадцати лет постоянно жил под одной крышей с воспитателем, имеет те же налоговые льготы, что и родные дети.
Тишина в комнате сразу как бы сгустилась.
Нарушил ее Рудольф Люнден.
- Мудрое и справедливое решение,- заключил он. Полли, прямая как свечка, замерла на краешке старинного гобеленового кресла.
- Но я не хочу…- начала было она.
- Чего не хочешь? - изумленно спросил пастор.
- Я не хочу участвовать в дележе виллы,- взволнованно заговорила Полли.- Я пожертвую свою долю тому из вас, у кого хватит средств сохранить дом.
- Ты шутишь?
- В денежных делах не шутят,- многозначительно произнесла Полли.- Я только что узнала это от нашего адвоката.
7. СКОЛЬКО ПАМЯТЬ ХРАНИТ ПУСТЯКОВ
Следующие дни Полли жила будто во сне или в тумане.
Часть времени она находилась в Стокгольме, но мысленно всегда была в Скуге. В редакции от нее не было никакого толку.
Она без конца ездила в Скугу. Началось это с самой пасхи. Поезд. Автобус. Автомобиль.
Автомобили случались разные, как и обстоятельства, которые призывали ее в Скугу.
Дребезжащий «вольво» Еспера - на другой день после известия о смерти Альберты. Серое утро, серый автомобиль.
Новенький «пассат» Мпрьям - кремация Альберты. Красный автомобиль, набитый людьми в трауре.
- В таком автомобиле к церкви подъезжать неудобно,- сказал Рудольф Люнден.- Из пасторской усадьбы мы пойдем в церковь пешком.
Мирьям фыркнула, но покорилась. К счастью, погода в Лубергсхюттане была сносной, правда, в лесу еще лежал глубокий снег.
Во всем Бергслагене не помнили такой снежной зимы. Не помнили здесь и паводка, который принес бы столько разрушений.
В субботу, седьмого мая, Полли Томссон вновь ехала в Скугу. Неожиданно место в машине ей предложил комиссар Вийк, муж Камиллы, который, как и она, был обеспокоен весенним разливом озера в Скуге, а главное, опасностью, грозившей прибрежным домам.
Полли с благодарностью, но не без страха приняла его предложение. Она едва знала комиссара и боялась, что, как собеседница разочарует его гораздо раньше, чем они доберутся до Скуги. Однако весьма скоро обнаружила, что с ним одинаково легко и разговаривать, и молчать.
- Вот это машина! - восхитилась Полли, когда огромный черный лимузин, вырвавшись из сутолоки большого города на шоссе Е-18, наконец пустил в ход все свои лошадиные силы.
- Это что, двести пятидесятый?
- Да,- отозвался он.- Двести пятидесятый. Чуть ли не каждый год я меняю машины, а на этой вот решил остановиться. «Мерседес-двести пятьдесят» как раз то, что надо при моей работе. Надежный, быстрый и в глаза не бросается. В нем просторно даже высокому человеку с длинными ногами.
Полли украдкой изучала его строгий профиль, гладкие черные волосы, руки, лежащие на руле.
- А какой у тебя рост?- робко спросила она.
- Метр девяносто девять.
Полли ахнула, но казалось, что думает она о другом.
До самого моста Стекет они не разговаривали. Даже при виде озера Меларен Полли не выразила восторга, только спросила, указав на трубку, лежавшую на приборной доске:
- Твоя? Кури, если хочешь. Мне это не помешает.
- Трубке надо отдаваться целиком,- объяснил он.- Я не умею сочетать курение с вождением машины. Вот если за рулем сидит другой, тогда я охотно курю, это успокаивает нервы. Я, видишь ли, не доверяю другим водителям.
- В таком случае признаюсь, что солгала. На самом деле я не выношу табачного дыма. У меня от него першит в горле.