– Надо убрать ещё одного человека. Ту девчонку, о которой говорил Чедвик.
– Да ты, я смотрю, вошел во вкус! – Шедлинг засмеялся. – Чем она-то тебе не угодила?
– Это та девица, к которой попали данные из «Фарма-Х». Наверняка она теперь слишком много знает.
Он не стал сообщать ему истинную причину, по которой хотел избавиться от Валери: ещё чего доброго попросится в долю, а он уже по горло сыт нахлебниками.
– Это меняет дело, – сразу посуровел Шедлинг, и одобрительно добавил: – Мы с тобой точно сработаемся!..
***
Джем понятия не имел, где её искать, – в этом огромном городе человек был словно песчинка на морском берегу, но решил, что вряд ли она сумела уехать. И он сделал первое, что любой бы сделал на его месте: достал коннектор, оставшийся на память о загадочном Лейтенанте, и нажал кнопку вызова – вдруг ему повезёт и она откликнется?
Она откликнулась.
– Да? Джем, это ты?..
– Валери, – его голос был взволнованным и проникновенным, – ты мне нужна! Срочно!
– Что случилось?
– Необходимо увидеться. Приезжай или скажи, где тебя найти, я подъеду сам…
– Прямо сейчас?
– Да… (Зачем откладывать дело в долгий ящик?)
– Но по городу не так легко передвигаться – кругом всё перекрыто и метро не работает… Я даже не знаю…
– Хорошо, я сам приеду… ( Полицейское удостоверение и пропуск Шедлинга ему в том помогут) Где ты? – Она назвала адрес. – Встретимся на улице – будь через час на углу Университетской и Большой Парковой – там, где лавчонка букиниста, знаешь? Я буду ждать в синей машине, запомни номер…
Когда они обо всём договорились, Шедлинг недовольно попенял:
– Тебя могли подслушивать!
– Ничего, – развязно заявил Джем, – ты ведь отлично умеешь заметать следы.
***
Когда он позвонил, и я услышала его голос, мне стало тревожно. Я и так весь день накануне была сама не своя – наверное, сказывалось постоянное душевное напряжение, а тут и вовсе разнервничалась. Куда ещё его угораздило влипнуть?
Я уже ничего не испытывала к этому человеку – ничего, кроме жалости, но это такой крючок, с которого ой как трудно слезть! Женщину можно "поймать" на чувство, на страсть или чисто физическое влечение, на деньги, тряпки, – да просто задурить голову ласковыми словами и радужными обещаниями! Мы ведь так охотно на всё это ловимся… Но жалость – это особая статья. Иного бы уже тысячу раз бросила, зато с тем, кого нам жалко, будем возиться до последнего: утирать ему сопли, баюкать его на своей груди… Даже зная, что он самый распоследний гад.
Может, поэтому я и согласилась на эту встречу, а может, потому что – чокнутая.
Я увидела нужную машину ещё издали, она стояла на углу у перекрестка. Джем был внутри, а рядом с ним сидел человек. Тот, с помощью которого я обнаружила потайной лифт в Клинике Реджа, а если уж быть совсем точной – тот, что расследовал убийство Сержа.
Меня это насторожило – я ожидала, что Джем будет один. Что-то подсказывало мне не торопиться, а я привыкла доверять своей интуиции. Свернула к газетному киоску, будто что-то нужно, и тут оглушительно, с оттяжкой в эхо, громыхнуло на всю улицу – и тотчас послышались крики, и когда я взглянула в ту сторону снова – их машина горела, а рядом на развороченном тротуаре валялись люди… Позади той машины из-за угла, скрежеща гусеницами по мостовой, выполз танк, из его дула вырвались огонь и дым, и снова послышался взрыв. Я увидела, как рухнул угол стоящего выше по улице административного здания, а танк повернул и наехал на горящую машину, переполз через неё, и заскрежетал дальше – прямо на меня! Люди в панике с криками бежали прочь… Я тоже побежала и тоже что-то кричала… Вместе с другими я спряталась в какой-то подворотне и оттуда мы смотрели, как мимо катят пятнистые, страшные своей бездушной слепой мощью чудовища, плюющиеся громом. Перед нами разворачивалась финальная сцена, увенчавшая впоследствии всё безумие, творившееся до сих пор, но тогда мы этого ещё не знали.
***
– У меня для тебя подарок… – сказала она.
Королевский флагман рассекал широкой грудью тугие волны, оставляя за кормой белопенный след. Рядом с Королевой возвышалась костлявая сутулая фигура Очкарика, закованная в латы, – комичнее картины не придумаешь, но у него было такое серьёзное и торжественное лицо, что я постеснялась насмехаться.