– Это не совсем то, о чем вы подумали, – кратко пояснил он и чему-то улыбнулся.
Улыбка вышла неприятной. Потом он велел нам ложиться спать. Джем улегся в одной комнате с Реджем, на которого перед этим надел наручники. Бесцветный остался на улице.
Я лежала и смотрела в темноту, слушая ветер за окном. Старый дом скрипел и жаловался на ревматизм. Это был дом её родителей – теперь я узнала его. Вскоре после… Словом, после того, что случилось, они разорились и подались в другие края. Мне сообщили об этом, когда я вышла из лечебницы… Боже мой, неужели он сказал мне правду?! Но почему я не могу этого вспомнить?..
Я снова и снова прокручивала в памяти тот день: её голос по телефону был неестественным, я даже её не узнала сначала, подумав было, что это чей-то нелепый розыгрыш – знаете, есть такие штучки – имитаторы. Но шутка была слишком злой, и я позвонила в полицию, а сама помчалась туда… Увидев меня, она крикнула что-то вроде: "Зачем ты пришла?! Тебя никто не звал!.." Она уже стояла на самом краю и я боялась к ней подойти – боялась, что она шарахнется от меня и упадёт… У неё началась истерика, и мне тогда всё почему-то казалось, что она не хочет этого делать. Или в то время я просто не могла поверить, что человек может покончить с собой в такой вот ласковый яркий день, когда ветер пахнет весной, а над головой бездонное синее небо?.. А потом она поскользнулась…
Стоп… Она – поскользнулась??
Я снова отчётливо увидела её руки, цепляющиеся за край крыши…
Стараясь не спугнуть видение, я мысленно подошла к краю крыши – и увидела… море. Бескрайнюю, уходящую за горизонт, сине-зелёную ширь.
…Я стояла на мраморных плитах Набережной – у самой воды. Меня обволакивало теплом летнего солнца, дул легкий бриз, напоенный запахом моря, и волны швыряли пригоршни солёных брызг.
– Ты тоже тут? – удивленно спросил рядом знакомый голос.
На ступеньках, закатав штанины и сунув тощие ноги в воду, сидел… Очкарик. Он, видимо, только что искупался – его мокрые волосы были взъерошены. Он смотрел на меня, близоруко щурясь, и, по-моему, был рад. Я тоже.
Присев рядом с ним, я ласково пригладила ему волосы.
– Ну, как тебе здесь?
Он засмущался:
– Здесь хорошо… Только я ещё не привык.
Он оглянулся: на Набережной сегодня было много людей – веселых, нарядных. Все столики кафе были заняты. Наверху в ротонде играл духовой оркестр. Из-за мыса показалась флотилия разноцветных парусов – начиналась регата. Я почувствовала, как во мне закипает пузырьками тихая беспричинная радость, и стало так хорошо!
– Это всё как-то не похоже… – продолжил он.
– Не похоже – на что? – рассматривая праздничную публику, спросила я.
– Ну-у… на загробный мир…
– Вот дурень! Считаешь, ты – умер? – насмешливо спросила я.
Он озадаченно взглянул на меня.
– А ты – нет?..
– Нет. Мёртвые сюда не приходят.
Конечно, ведь это был – мой сон, и я сама устанавливала правила.
Очкарик задумчиво уставился на море.
– Значит, ты перекинула меня сюда… А сама? Почему ты осталась там?
Я пожала плечами:
– Не знаю.
Ударила пушка, снаряд прочертил в воздухе дымный след, и яхты устремились вперёд.
– Я тут познакомился с одним юношей, – сказал вдруг Очкарик, – говорит, что он – твой сын. Он и впрямь очень на тебя похож… Вчера его посвятили в рыцари. Красивый обычай… Во-он его парус!..
Волны резала грудью белоснежная красавица с оранжевыми парусами, на которых было изображено ярко-красное солнце с извивающимися лучами.
Кто-то тронул меня за плечо. Я подняла голову: Вишнёвый Лакей!..
– Уже?!
Но он покачал головой:
– Вас просят срочно прибыть во Дворец.
Я оторвалась от нагретого солнцем мрамора и последовала за ним. Он шел впереди, прокладывая дорогу сквозь толпу.
Очкарик увязался за нами. Я очутилась в водовороте весёлых возгласов, смеха, улыбок, аромата хороших духов и сладостей. С трудом пробившись наверх, мы сели в поданный экипаж. Зацокали подковы. Мы поехали по старинным узким улочкам – мимо играющих детей, уличных музыкантов, фонтанов, людей, сидящих за столами прямо на открытом воздухе… Очкарик высунулся в окно и жадно глазел по сторонам. На его лице был написан детский восторг. Когда мы приехали, его волосы были усыпаны конфетти, а за ухом болтался обрывок серпантина.
Королевский дворец встретил нас прохладной роскошью сверкающих залов, казавшихся тёмными после яркого солнца улиц. Королева стремительно – по-другому она и не умела – вышла нам навстречу.
– Мы поймали его! – без всяких предисловий взволнованно сообщила она. – Едем!..
Через несколько минут мы были у Собора. За всю дорогу она не произнесла ни слова, сосредоточенно думая о чём-то своём. Ее волнение передалось и мне. Когда же мы поднимались по гранитным ступеням, она сказала: