- Вот уж не знаю, - развел руками Витя, - разве что опять на Даниловское подворье сбегать. Авось она все еще там околачивается. Только вполне может статься, что подзаработав неплохо, старуха вообще из Москвы ушла. Отсиживается где-нибудь в норе, подальше. А зачем она понадобилась?
- Госпожа велела, - сообщил Гарсиа, - чтобы ты Козлиху эту разыскал и взял у нее траву, болотный голубец называется.
- Для чего? - не понял Витя.
- Это не твоего ума дело, - отрубил испанец. - Сейчас ночь. Но проходя по двору, я заметил, что на востоке уже взошла Фортуна Майор..
- Что-что взошло? - удивился Растопченко.
- Фортуна Майор, - повторил испанец, не поведя бровью. - Я - капитан, Виктор, и привык по звездам определять время и путь своего корабля. Фортуна Майор знает каждый моряк, кто хоть когда-нибудь плыл по пути Одиссея от Испании к Геркулесовым столбам и Марокко, а в паруса ему дул Австр, южный ветер, друг всех мореходов. Фортуна Майор - созвездие, соединяющее крайние звезды Водолея и первые звезды приближающегося созвездия Рыб. Это означает, что до рассвета осталось три часа.
- А... И что эту Фортуну отсюда видать? Все равно что из Марокко? усомнился Витя.
Испанец утвердительно кивнул. Насчет Геркулесовых столбов, где они находятся и почему так называются, Витя тоже ничего не понял, но спросить уже постеснялся, вспомнил, как упрекала его княгиня Васси-ана в лености к обучению.
- Так вот, - продолжил Гарсиа, - как только рассветет, беги, что есть духу на подворье, ищи старуху, возьми у нее траву и как ветер - обратно. Траву тайком мне отдашь. А сам приготовься к дальней дороге.
- Куда еще?! - недовольно воскликнул Витя.
- Пока ты спал, - с едва заметной усмешкой объяснил ему Гарсиа, - в усадьбу прискакал гонец с Белого озера. Неизвестные люди осадили монастырь, и завтра поутру принц де Ухтом с царевым войском, если государь, конечно, соблаговолит к просьбе его снизойти, поскачет на помощь своему младшему брату принцу Григорию. Тебе необходимо не проворонить этот момент. Как хочешь, хоть расшибись, но упроси принца Никиту взять тебя с собой.
- Я же верхом ездить не умею, - запротестовал Витя, - они же помчатся небось, ух как! А я? Задом наперед, держась за хвост? А еще Леха со мной на шее повиснет... Никита нас не возьмет. Нужны ему такие бойцы убогие!
- В монастыре тебе верхом сражаться не придется, - успокоил его Гарсиа, - там на стенах осаду надо держать, а ты в рукопашную горазд, принц имел возможность убедиться в твоих способностях. А царь еще неизвестно, даст ли войско, может и не даст сразу. У него много дыр по всей Руси, где стрельцами только порядок и держится, да и супротивников немало, которые только пушки да пищали уважают. Если царь откажет, принц Никита один поскачет, своих людей да Ибрагимки Юсупова соберет. Вот тут-то и возникнет нужда в каждом умелом воине. А как до монастыря добраться, ты уж сам постарайся, раз от награды своей отказаться не хочешь. И как принца убедить - тоже подумай. Одним словом, необходимо нам, чтоб вместе с сеньором Никитой оказался ты в монастыре. А там я найду тебя и все скажу, что дальше делать.
- Так там, в монастыре-то, - задумался вдруг Витя, - того, убить ведь могут.
- Могут, - Гарсиа снова усмехнулся. - А ты как думал? Война - она везде война. И многих убьют. Но тебя не убьют, не бойся. И дружка твоего тоже. Если, конечно, сами не покалечитесь. Те люди, что монастырь осадили, будут знать о вас. Только не переодевайтесь часто, в одежде да амуниции одной ходите. А то снизу лица-то не разглядишь, кто там на стенах.
- Так эти ляхи, что по окрестным лесам на озере шуровали, все-таки с тобой связаны, - догадался Витя, - я сразу так и подумал!
- Сообразительный ты, Виктор, - саркастически похвалил его Гарсиа, - не зря госпожа моя обратила на тебя внимание. Только ценные мысли свои держи пока при себе. И не болтай, кому не следует. Не то они выйдут тебе боком. С принцем Никитой, как и прежде, будь предупредителен, никакой, как ты выражаешься, халявы не допускай, приказания исполняй точно. Инициатива в твоем положении опасна. Могут заподозрить неладное, а нам такое совсем не на руку. Дожидайся моего появления и будь осторожен, на рожон не лезь. Все понял, что от тебя требуется?
- Так точно, сеньор! - Витя вскочил со скамейки и браво вытянулся. Как солнце встанет, сразу на Даниловское подворье побегу. Только это, Гарсиа, - видя, что испанец одел шляпу и собирается уходить, Витя остановил его, - я спросить хотел. Секретно, конечно, между нами. Раз уж ты сам заикнулся, скажи: тот лях-то пленный, которого мы с Лехой захватили перед отъездом с озера, он куда подевался, то есть тело его? Правда что ли, пифон съел?
- Нет, - с мрачной усмешкой покачал головой Гарсиа, - пифон - животное благородное, даже священное. Он мертвечиной не питается. Как тебе сказать, чтобы ты понял? Рассыпался лях на то, из чего его слепили дьяволовы умельцы: на золу, прах и пыль. И даже запаха не осталось. Вот так. Ясно?
- Ясно... - Витя озадаченно почесал за ухом.
- Как от старухи придешь, на конюшне, где юродивую прятали, жди меня, распорядился напоследок Гарсиа и, скрипнув половицей, вышел.
Ополоснув лицо водой из лохани и прихватив кусок пирога с капустой пожевать, Витя побежал разыскивать Леху. Найти Рыбкина оказалось весьма нетрудно. Только выйдя из домика для слуг, Витя услышал доносящийся со стороны мельницы знакомый припев, исполняемый с явным отсутствием голоса и слуха: "А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму..."
Исполнять исповедь советского солдата в поверженном Берлине середины двадцатого века, здесь за четыреста лет до того, мог, конечно же, только любитель военно-патриотической тематики Леха Рыбкин, воспитанник советской школы милиции и строгого наставника Иван Иваныча Логунова, всегда зорко следившего за "репертуаром" своих подчиненных.
Но каково же было удивление Вити, когда, поспешив на срывающийся голос товарища, слегка напоминающий кряканье селезня в болоте, он обнаружил, что вокруг Рыбкина, восседающего на мешках с только что перемолотым зерном, собралась... вся "публика из Сен-Тропеза", которая в Витином сне громко аппло-дировала ему самому, то есть Груша, Стешка, Сомыч и Лукинична.
"Четвертый год нам нет житья от этих фрицев, четвертый год соленый пот и кровь рекой..." - вовсю старался Рыбкин.
- Да, вот напасть-то, вот напасть! - кряхтел, сочувствуя от всего сердца неизвестным боцам, Сомыч и сокрушенно качал головой в такт Рыбкину, а бабы, всхлипывая, дружно смахивали катившиеся по щекам слезинки.
- Жалко-то как, - приговаривала Груша, утирая передником нос, молоденькие поди совсем... Одолели супостаты, фрицы эти самые...
"А мне б в девчоночку хорошую влюбиться..." Завидев Растопченко, Леха умолк.
- Бедненький!.. - пискнула едва слышно Стешка.
Рыбкин попытался соскочить с мешков, но, неловко повернувшись, слишком сильно надавил на один из них, и мука фонтаном брызнула в разные стороны, обсыпав стоявшую ближе всех Лукиничну.
- Вот бес окаянный! - накинулась та на Леху и начала громко чихать.
- А ты скажи мне, служивый, - опершись на длинную кривую палку, спросил Рыбкина Сомыч, - я в толк никак не возьму, фрицы-то, оне кто такие будут, из каких краев?
Ответить Леха не успел.
- Сомыч! Куда пропал? - донесся громкий зов князя Ухтомского. - Поди ко мне!
Стешка перестала плакать и уронив вышитый яркими цветами платок, как завороженная, обернулась на голос Никиты, широко открыв и без того большие голубые глаза.
- Иду, иду, государь, - заторопился к дому Сомыч.
- Погодь, и я с тобой, - спохватилась Лукинична. Переглянувшись, Груша и Стешка поспешили за ними. Рыбкин наконец слез с мешков, отряхиваясь от муки.
- Здорово ты тут выступал, - насмешливо заметил ему Витя, - тебя Иваныч в милицейскую самодеятельность никогда не направлял?
- Не-е, - смущенно промямлил Леха, - а что?
- Да ничего. Если б у вас в отделении конкурс проходил "Алло, мы ищем таланты", ты бы точно первое место занял. Помнишь, как в "Улицах разбитых фонарей"? "И если завтра будет хуже, чем вчера, прорвемся, ответят опера!" Ты бы классно это исполнил. Второй Дукалис, вылитый просто. - Витя засмеялся.
- Да ну вас, товарищ майор, - обиделся Рыбкин, - сами вы Дукалис.