Тихонько прикрыв дверь в горницу, мельник и князь вышли из дома.
- Всем тишину соблюдать велю, - приказал Никита, - Ибрагим-бея не беспокоить. Дорого нам время, но что поделаешь? Негоже друга в беде бросать. Ждать будем. А там все вместе тронемся дальше. Спасибо тебе, отец, - князь радостно обнял ведуна, - от слова своего я не отступлюсь. Как обещал, проси, что хочешь.
- А далеко ли путь держишь, князь? - спросил его, прищурясь, мельник. Хочешь, на воде погляжу, что ждет тебя?
- На Белое озеро еду, - ответил, пожав плечами Никита, - в Кириллов монастырь, ворогами лютыми осажденный. На битву еду, отец...
Мельник подошел к широкой бочке с колодезной водой, стоящей у угла крестьянской избы, и, поводив над ней руками, промолвил:
- Тяжкое испытание выпало дому твоему. Из последних сил держатся защитники крепости. Не вороги лютые, не захватчики из плоти и крови - все силы преисподней ополчились на тебя. Не они ли и подложили тебе нечисть болотную, чтобы тебя в пути задержать? Бесов рать неисчислимая восстала на святую обитель. Но стоят за нее Ангелы, святые земли русской стоят. Так что, мужайся, князь. Страдания ждут тебя немалые. Но есть у тебя защита, которая посильней всех наших прибауток да примочек будет. Камень колдовской, что на груди твоей висит. Любимой рукой тебе он дан. Любящей рукой. На него надейся, на Господа и Деву Пречистую, да на терпежку нашего русского мужика. Все выдюжим. Вижу я монастырь чистым, сияют купола его, горят кресты на солнце, народ ликует. Так что поезжай с Богом, князь, - мельник отошел от бочки и устало смахнул со лба крупные капли пота, - а об награде моей позабудь. На святое дело едешь. Иль не русский человек я, чтоб с воина, землю мою защищать едущего, мзду брать?
- Спасибо тебе, отец. - Никита низко поклонился старику. - За помощь и за слова добрые. Но я от обещаний своих не привык отступать. Вот тебе три золотых монеты... - Он протянул мельнику деньги, но тот сердито отстранил его руку:
- Не нужно мне, князь, сказал же я тебе! А вот, когда ворога разгромишь, вспомни обо мне. При-Шли мне коня доброго из твоей конюшни, чтоб на твоего похож был. Очень уж приглянулся он мне. Обещаешь?
- Обещаю, - Никита с благодарностью прижался щекой к морщинистой руке старика, - трех коней пришлю. Взамен трех монет, что ты отверг...
- Спасибо, князь, - поклонился ему в пояс мельник, - мне б и одного вдосталь. Ездить я не горазд, годы не те, а чтоб полюбоваться. Только вот видал я на воде, - осторожно продолжал он, - неясно, правда, замутилась водица. Оттого, должно быть, что с другой стороны тоже сила дюжая стоит и глядеть не дает. Но мелькнул передо мной прекрасный лик женщины. Она тебе камень тот дала, что охранит тебя от всех бед. Встретишь ты ее там, где не ждешь. В великой опасности и саму ее обнаружишь. Но не греши поспешным судом. Вместе быть вам суждено. Только очень долгой и тяжкой дорога ваша будет. Большую честь заслужишь ты и от государя. Терпи. Вот с тем и откланяюсь, княже. Храни тебя Господь.
- Спасибо, старик, - услышав о Вассиане, Никита сильно разволновался. Сокольничий мой отвезет тебя обратно. Спасибо за все.
Собрав котомку, мельник закинул ее за спину. Князь сам подсадил его к Фролу в седло. Дав шпоры коню, всадник умчался, увозя ведуна.
А князь Никита Романович долго еще размышлял над словами старца, сидя у изголовья спящего Ибрагима.
Юсупов проспал беспробудно с десяток часов. А когда проснулся, ничего не мог вспомнить о том, что случилось с ним. На рассвете следующего дня вся дружина князя Ухтомского снова выступила в поход,
* * *
Командор Пустыни Жерар де Ридфор сидел в своем шатре, скрестив ноги на россыпи шелковых зеленых и алых подушек, лениво пощипывая гроздь ис-синя-черного винограда на хрустальном блюде и нюхал из открытого флакона благовоние, приготовленное для него из лепестков дикой фиалки. Коротконогий карлик примостился рядом с ним на маленькой скамеечке и горячо нашептывал Командору, яростно вращая своими выпученными черными глазищами с яркими белками:
- Я сам видел, она подходила, подходила к итальянке. Я проследил за ней. Я проследил..
- Кто подходил? - недовольно поморщился Командор Пустыни. - Говори яснее..
- Тана. Воспитанница Маршала. Она разговаривала с итальянкой.
- Ты хочешь сказать, что Тана предала меня? - с чарующей и искренней улыбкой спросил Командор, но пальцы его резко сжали несколько виноградных ягод, и густой сок цвета настоянного красного вина стек на хрусталь тарелки. - Я полагаю, ты ошибся. Тана любит меня. Она никогда меня не предаст. Однако зачем ломать голову, мы можем спросить у нее самой. Верно? Он взглянул на карлика с истинно детской невинностью. - Пусть ее приведут.
- Да, да, господин.
Жерар де Ридфор взял карлика пальцем за подбородок, покрутил его лицо и поцеловал в губы. Затем, потеряв интерес, грубо оттолкнул от себя.
- Пошел вон.
Ловко перебирая всеми четырьмя конечностями, как собака, карлик выкатился из зала. Вскоре темнолицый араб во французском сюрко и алой чалме ввел к Командору Тану. Девушка испуганно дрожала и куталась в полупрозрачную кружевную шаль.
- Да ты никак замерзла, Тана, - ласково приветствовал ее Ридфор. Но добродушная улыбка его сразу же превратилась в хитрую лисью усмешку. - Здесь очень тепло. Сними с нее все, Савеоф, - приказал он арабу.
Тот быстро выдернул из рук Таны шаль и сорвал с нее набедренную повязку. Несмотря на природную смуглость, девушка побелела от страха и смущения.
- Подойди ко мне, - властно приказал ей Ридфор.
Дрожа как лист на ветру, египтянка приблизилась. Зубы ее выбивали барабанную дробь.
- Встань на колени!
Она послушно опустилась. Жерар де Ридфор крепко взял ее за волосы и притянул к себе:
- Скажи, ты любишь меня, Тана? - прошипел он ей в лицо, как ядовитая змея
- Да, мой господин, я люблю вас, - пролепетала Тана.
- А кого еще ты любишь? - Командор перешел
на коварно мягкий, бархатный шепот, - кого еще, скажи мне, девочка...
Тана молчала. Из ее огромных светло-голубых глаз тонкими ручейками струились слезы.
- А Маршала ты любишь? - продолжал допрашивать Ридфор уже более жестко. - А шлюху Маршала, принцессу д'Аргонн, презренную аббатиссу, ты тоже любишь? Может быть, она воспитала тебя? Была к тебе добра? Говори! - Он больно ударил мулатку по лицу.
Юная наложница вскрикнула, но мужественно стерпела его удар.
- А о чем вчера ты шепталась в лесочке с итальянской герцогиней, посланницей Маршала? - как бы между прочим спросил, откинувшись на подушки, Ридфор. - О своей любви к нему? Ты подсунула ежа? Ты предала меня, Тана? Ай-ай, как нехорошо, моя девочка! - Метнувшись вперед, он снова больно ударил египтянку в лоб, и она со стоном повалилась на звериные шкуры, устилавшие пол шатра.
- Встать! - приказал ей Ридфор. - Если ты не хочешь рассказать мне все добром, поговорим по-другому. Савеоф! - подозвал он, стоявшего в стороне араба. - Начинай.
- Слушаю, господин.
Араб набросил на голову несчастной девушки петлю из плетеного ремня. Она легла на волосы египтянки, подобно головной повязке кочевников-бедуинов. Встав позади девушки, Савеоф просунул в петлю толстую дубинку из древесины оливы и повернул ее. Ремень крепко прижался к голове. Потом грубые узелки его впились в кожу Таны. Лицо девушки исказилось от боли.
- Помедленнее, Савеоф, - попросил араба Командор, - не надо торопиться.
Медленно и осторожно, по четверти оборота, дубинка поворачивалась в руках араба. Узелки впивались все глубже. Рот Таны раскрылся, воздух в шумом вырвался из груди. Вся ее чудная кожа приобрела цвет прогоревшей золы. Девушка снова судорожно наполнила легкие воздухом и выдохнула его в пронзительном вопле. Глядя на ее мучения, Командор Пустыни ухмылялся. Араб продолжал свое дело. Цепочка кожанных узелков прогружалась в лоб Таны, и голова ее постепенно сжималась и вытягивалась в петле. Девушка надрывно кричала от страшной боли.
- Скажешь, о чем ты шепталась с итальянкой? - издевательски спрашивал ее Ридфор, но бедная страдалица уже не способна была услышать его.
Петля сужалась. Казалось, череп девушки вот-вот расколется. Еще несколько поворотов...
- Мой господин! - вбежав в зал, прервал пытку один из лучников. Прости меня, господин...