Когда проехали несколько километров, я вдруг обнаружил у себя в кармане корочки неудачливого литовского «охотника». Видимо, машинально сунул. Но эта находка навела меня на довольно интересную идею. Да и кейс его остался в салоне. Так почему бы мне не стать Вилкасом Гинтаутасом? Человек с таким удостоверением минует КПП без особых проблем.
Вдохновленный этой идеей, я начал лепить себе новое лицо. Биополимерные накладки уже утратили свою эластичность больше чем наполовину. Похоже, сейчас была их последняя трансформация. А еще надо было чем-то побрить голову.
Глава 6
Дед Гамаш
— Ты знаешь мой родной язык? — с надеждой в голосе спросил меня «головастик».
— Знаю, — кивнул я. — Частенько бывал в вашем Спилле.
— Это хорошо, — детское лицо расплылось в довольной улыбке. — Тогда поговори со мной на языке моей родины. Хоть немного. Жуть, как скучаю по дому.
— И о чем же мне с тобой говорить? — перешел я на спиллийский.
— Без разницы, о чем, — чуть слышно произнес «головастик». — Только не молчи. А у тебя неплохое произношение. Чуть картавишь, но все равно вполне прилично.
Я только усмехнулся. Еще бы мне хорошо не знать их язык. Недаром же столько времени общался с ними.
— Может, расскажешь, что заставило тебя покинуть родину? — задал я давно мучавший меня вопрос. А вдруг, умиленный звуками близкой сердцу речи, все же разоткровенничается?
— Долгая история, — махнул рукой тот. — Иногда так случается, что жизнь твоя в один миг становится настоящим кошмаром. И нет другого выхода, как бежать. Быстро бежать, не оглядываясь. Ты, наверное, знаешь, что все спилляне — патологические домоседы? Так вот, я был самым неисправимым домоседом среди сородичей. И ничто на свете не могло заставить меня лишний раз высунуться из дома. Но потом все изменилось…
Спиллянин вдруг замолчал, и я понял, что продолжения ждать не придется.
— Это короткая история, — разочарованно произнес я. — Ты долгую обещал.
— Я никому ничего не обещал, — проворчал тот.
— Ну, как же… А причины бегства?
«Головастик» издал недовольный утробный звук, и все мои надежды на откровения окончательно рухнули. Если он не хочет говорить, то никакими клещами из него и слова не вытянешь. Не единожды было проверено на представителях его расы. Так что я только зря затронул больную тему. Теперь он, скорее всего, будет относиться ко мне с меньшим доверием.
Решив больше «головастика» не беспокоить, я переключился на лежавшего на полу американца. Пленник не двигался, — то ли спал, то ли был без сознания. Присев рядом с ним, отвесил ему несколько звонких пощечин. Тот застонал, и вяло замотал головой. Неужели все-таки травма оказалась гораздо тяжелее, чем я мог предположить? Обидно будет, если не довезем.
Когда дорога запетляла вдоль русла Сейма, Семеныч выбрал место поудобнее, подъехал ближе к воде и, заглушив двигатель, вылез из кабины.
— Я мигом, ребятки! — проговорил он. — Только основную грязь сотру, чтобы в глаза не бросалась. Сами должны понимать…
Я с ним спорить не стал. Действительно, с засохшим мясом на кузове далеко не уедешь. Даже в лесу. Тем более, километрах в четырех к северу располагался хутор. Мало ли кто там мог обосноваться.
Пленник все также продолжал лежать в позе эмбриона. Приложив руку к его шее, я только покачал головой. Пульс едва прощупывался.
— Не жилец, — коротко констатировал «головастик», и вновь продолжил изучать содержимое кейса «охотника».
— Главное, чтобы до Горбунков продержался, — проговорил я. — А там дед Гамаш им займется.
— Угу, — выдал в ответ спиллянин. Похоже, он нашел для себя что-то интересное, и старался теперь оградиться от внешних раздражителей.
Выбравшись на свежий воздух, я потянулся. Солнце стояло еще высоко, на небе ни облака. Только над головой с веселым щебетом носились птицы, а в высокой траве, словно отвечая им, стрекотали кузнечики. Давно же я не выбирался на природу. Эх, если бы не пленник, можно было бы даже искупаться.
Я мог стоять бесконечно долго, ловя лицом ласковые порывы теплого ветра, доносившие запахи хвои и полевых цветов, если бы не Семеныч. Водитель с эмалированным ведром в одной руке и грязной натовской курткой в другой, никак не вписывался в общие представления о прекрасном. Увидев мое новое лицо и тщательно выбритую найденным в кейсе коллекционным ножом голову, он лишь поморщился.
— Тьфу ты, бес окаянный, — в сердцах сплюнул в траву. — Напугал только. Я уж думал, что покойничек вернулся.
— А что, сильно похож? — усмехнулся я.