— В чем опасность? — я насторожился. Вот сейчас «головастик» все и расскажет. Дождался-таки откровений.
— Не знаю, — его ответ меня почти убил. — Вот скажи, за тобой часто гоняются люди с оружием?
— Ты забыл, где находишься? — раздраженно проговорил я. — И ты, и я — в этом государстве вне закона. Какого еще ты ждал отношения к себе?
— Но до встречи с тобой все было спокойно, — не унимался спиллянин. Он отключил Полог и, вскочив с дивана, принялся расхаживать по комнате. — Долгие месяцы мной никто не интересовался. Совсем никто.
— Правильно, — кивнул я. — Просто мы засветились, напав на тех двоих комитетчиков. А дальше уже пошла цепная реакция.
— Не верю! — гаркнул «головастик». — Здесь что-то совсем другое.
— Конечно, другое, — тут же согласился я. — Паранойя у одного слишком очеловечившегося спиллянина. Не пугайся, это психическое заболевание довольно распространено у нас на Земле. И оно лечится.
— Издеваешься? — с оттенком угрозы в голосе спросил «головастик». — А вот мне не до шуток. И готов поспорить, что с каждым днем будет все хуже и хуже. Надо срочно бежать.
Тут в комнату зашел дед Гамаш. Поставил напротив дивана задом наперед стул и, усевшись на него, сложил руки на гнутой спинке.
— Ну, как он? — спросил я.
— Ждем завершения диагностики, — махнул рукой дед. — Ну, а пока рассказывай. Ведь не от хорошей жизни ты спутался с чужаком. Верно?
Я кивнул, покосившись на «головастика».
— Верно, дед. Только он мне работу предложил хорошую. Очень хорошую.
— Во как! — удивленно дернул головой Гамаш. — Это уже что-то новенькое. С каких пор «кроты» стали наемниками?
— Я не наемник!
— А кто же тогда?
— Просто проводник.
Дед Гамаш вдруг залился громким раскатистым смехом. Он раньше всегда так смеялся. До слез.
Отсмеявшись, вытер тыльной стороной ладони мокрые глаза, кашлянул и уже спокойно произнес:
— Ей богу, иногда кажется, что разговариваю с каким-нибудь сопляком из соседней деревни. Ты уже достаточно опытный. Почему я от тебя должен слышать подобный бред?
И тут заговорил «головастик».
— Мне кажется, что молодой человек вправе сам принимать решения, — тихо проговорил он. — Неужели попавший в серьезную беду гость не может просить помощи? Тем более, отдавая взамен самое ценное, что у него есть. Разве это запрещено?
— Само твое пребывание здесь незаконно, — произнес дед. — И делай отсюда выводы: правильно он поступил или нет? Чем же тебя соблазнил этот доходяга, Фирст? Субмар сулил за труды?
— Нет, только батареи, — поспешил ответить я. Не надо Гамашу знать про истинную цену сделки. Еще все испортит. Лишь бы сам «головастик» не проболтался.
— Интересно девки пляшут, — пробормотал Гамаш, почесывая кончик носа. — Он отдал тебе свои собственные батареи? Я не ослышался?
— Не ослышался, — подтвердил спиллянин. — В данной ситуации они ему нужнее. Вряд ли поверите, если скажу, что потерял способность путешествовать самостоятельно. Такой ответ устроит?
— Нет, — Гамаш подошел к буфету, достал трехлитровую банку с брагой, плеснул в стакан и залпом выпил. Затем, утерев рукавом губы, вновь сел на стул. — Это все равно, как отдать свой КПН (Комплект Первой Необходимости) аборигену. Оно ему на фиг не нужно, а ведь случалось и такое. И никто, кроме людей не способен на эту глупость. Никто. Чужак никогда не будет рисковать из-за человека.
— Что же такого уникального есть в людях? — с некоторой иронией спросил «головастик». — Беспечность, или самопожертвование ради других? Стоит ли этим гордится?
Дед молча встал. Я никогда не видел у него такого странного взгляда. В нем читалось и отчаяние, и вселенская тоска. Даже когда погибли мои родители, он старался скрывать свою печаль за пеленой напущенной безмятежности. Но сейчас я смотрел в выцветшие вдруг разом, блеклые глаза глубокого старика, наполненные смертельной усталостью прожитых лет. Мне стало страшно.
Не сказав ни слова, Гамаш вышел из комнаты. Мы с «головастиком» остались вдвоем.
— Чего это он? — поинтересовался тот. — Я его чем-то обидел?
— Сам не знаю, — вздохнул я.
И в следующий момент понял, почему комната казалась мне другой. Как же сразу-то не заметил, что в углу не хватало массивных киотов со старинными иконами? Куда они могли деться? Ведь дед ни за что бы их сам не снял. Да и посторонних никогда близко не подпускал, трепетно оберегая свои святыни.
Нехорошее предчувствие холодком коснулось сердца, оставив неприятный след. Что-то должно было произойти. Может, «головастик» прав?