При таких обстоятельствах тем беседы нельзя было исчерпать за один раз. Хотя новые знакомцы и жили в разных концах Парижа, это не мешало их частым встречам. Трижды в неделю они вместе обедали, не считая вечеров, проводимых в «Регентстве».
Они подружились, и оба были счастливы этой дружбой.
Мечтали они о том, чтобы так же сблизить своих подруг,
Но из этого ничего не вышло.
Ни сейчас, ни потом, когда Дени женился на своей Нанете, ни даже еще позднее, когда Руссо женился на своей Терезе.
Впрочем, это не охладило дружбы Дени и Жан Жака. Она еще больше укрепилась, когда каждый из них познакомил другого со своими приятелями.
Однажды, как обычно опоздав к обеду, Дидро застал своего друга в обществе какого-то юноши, одетого в черное, тихого, скромного и учтивого. Руссо представил его как аббата Кондильяка, человека с большими достоинствами, ученого и философа. Такая рекомендация вызвала краску на лице молодого аббата и смутила его. Но затем завязался общий разговор, и Дени понял, что его новый собеседник действительно умен и очень хорошо знает философию Локка, которой тогда увлёкался и Дидро.
Весьма довольный новым знакомством, Дени, в свою очередь, на следующий вечер пригласил Даламбера.
Жана Лерона Даламбера он знал уже несколько лет, хотя они и не были дружны — дружба придет позднее. Дени поражался математическим способностям Жана: Именно на почве математики и произошло их первое сближение.
Родные возмущались, что юный Даламбер так увлечен теоремами и задачами. Что это такое, как не праздное времяпрепровождение? Они убеждали юношу порвать с математикой и заняться, скажем, юриспруденцией (знакомый сюжет!). Поначалу, вняв их увещеваниям, Жан решает отвлечься и относит все свои математические книги к Дидро — пусть не соблазняют его больше! Но задачи и теоремы продолжают мелькать в его голове, не давая ни минуты покоя. И тогда он идет к товарищу то за одной, то за другой из отданных книг…
— Берите уж все их сразу! — смеясь заметил Дени.
И Даламбер перевез свои сокровища обратно к себе на квартиру.
В двадцать лет он забросил все ради математики, в двадцать четыре — стал светилом в этой области.
Теперь четверо молодых люден проводили вечера в беседах, спорах, открытиях, они встречались с радостью и зачастую не могли разойтись до утра.
Любовь…
Дружба…
Нет сомнения, что и та и другая содействовали раскрытию талантов Дени.
До двадцати восьми лет эти таланты дремали.
В глазах своего доброго родителя да и многих других он был переростком-бездельником, не знающим, чем себя занять. А между тем он изучал Локка и Ньютона. У него складывался свой внутренний мир, богатый и многообразный, все более властно требующий самовыражения.
Нужен был только толчок, чтобы клапан открылся.
Теперь этот толчок был дан.
Точнее, даже два сразу.
Любовь требовала постоянных трат. Подарки, прогулки и прочее. Это — не говоря уже о семейной жизни. Как начинать эту жизнь без гроша в кармане, без определенных занятий, без перспектив?
Частные уроки до смерти надоели.
Да и не его это был удел.
Писать проповеди он также больше не хотел и не мог.
Но зачем уроки?
Зачем проповеди?
Разве он так уж беден духом?
Почему Руссо, будучи всего на год его старше, уже написал музыкальную комедию «Нарцисс»? Почему Кондильяк, совсем еще юный, заканчивал философский трактат «Проис-
хождение человеческих познаний»? Не говоря уже о Даламбере, ежегодно издававшем ворох математических статей?..
Что он, Дени Дидро, хуже их всех?..
И Дени, поначалу тайно от друзей, забегал по парижским издательствам.
Господин Франсуа Бриассон с интересом осматривал своего посетителя. И с не меньшим интересом слушал его.
Гм… Пожалуй, кое-что для него найдется… Он ведь знает языки? В том числе и английский? А что бы он сказал о «Истории Греции» Станиана?..
Дени, естественно, не мог сказать ничего.
Тогда Бриассон предложил ему прочитать ату книгу и высказать свое мнение.
Дени прочитал.
И пришел в восторг.
Темпль Станиан был образованным и небесталанным писателем. Его «История Греции» вышла в Англии вторым изданием и считалась классической. И правда, она была написана занимательно. Дени снова встретился со многими своими любимыми героями. Алкивиад… Перикл… Аристотель — это было прекрасно!..
Он не скрыл от издателя своей заинтересованности.
Господин Бриассон усмехнулся и погладил рукой подбородок. Он, кажется, не ошибся. Этот молодец всего за несколько дней прочитал объемистый труд на чужом языке и, по-видимому, разобрался в нем…
— Что бы вы сказали о переводе книги Станиана, господин Дидро?