Флория, кажется, тоже заинтересовалась Аластером.
— Ты так изменился, кузен! В детстве ты был таким злюкой, я помню лишь несносного мальчишку. Но теперь ты выглядишь как настоящий герцог Хамерфел! Никогда не понимала девочек из Нескьи, которые думали, что вся история о вашем бегстве из дому — лишь романтическая сказка. Неужели это правда, что все твои родственники погибли в том пожаре? Мне это кажется трагедией.
— Да, это правда, леди Флория, — сказал Аластер. — Так, по крайней мере, рассказывала мне мать. В огне погибли отец и мой брат-близнец. Других родственников по линии Хамерфелов у меня нет. Теперь вся моя родня — лишь по материнской линии.
— Так, значит, у тебя был брат-близнец?
— Я его совершенно не помню. Как мне сказали, мы с матерью спаслись из замка, убежав в лес, и с нами не было никого, кроме нашей собаки Ювел. Но я, разумеется, знаю это лишь со слов матери. Тогда я еще только учился ходить.
Флория смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— А я — наоборот, все время жила тихой и мирной жизнью. Значит, теперь, когда ты вырос, Хамерфел принадлежит тебе?
— Да, и я найду способ вернуть его, — сказал Аластер, помолчал и продолжил: — Я собираюсь, если получится, набрать армию и отбить замок у врагов моей семьи.
Глаза Флории стали еще шире, сделав глоток из бокала, она скромно глянула на юношу.
— Папа, а ты не хочешь?.. — Она умоляюще взглянула на лорда Элхалина, и тот, уловив ее мысль, улыбнулся.
— Мы собираемся устроить бал для наших друзей в начале следующего месяца, — сообщил он. — И мы будем очень рады, если ты тоже присоединишься к молодежи. Бал состоится по случаю дня рождения Флории, поэтому все будет просто и неформально. Без придворных нарядов и этикета, — добавил он.
— Только обещай, что не будешь гоняться за мной по танцевальному залу с лягушкой или змеей, — со смехом бросила Флория.
— Об этом я как-то не подумал, — ответил Аластер, внутренне поздравляя себя, что Флория сама попросила отца пригласить его. Он был поражен красотой Флории, к тому же ее положение в свете и родственные связи как нельзя лучше соответствовали его честолюбивым планам. — Я постараюсь сделать все возможное, чтобы изгладить из твоей памяти эту злосчастную историю со змеями.
Лорд Эдрик сказал Эрминии:
— Очень рад, что молодые люди, кажется, понравились друг другу. А кстати, не Аластер ли пел с мужским квартетом в прошлом году в Нескье?
— Да, это был он, — ответила Эрминия. — У него большие способности к музыке.
— Действительно, он талантлив. Ты должна гордиться им, — согласился Эдрик. — Только, боюсь, Валентин считает его пустозвоном, из тех молодых хлыщей, которых ничто не заботит, кроме собственной внешности. Пожалуй, Валентин слишком резок с ним.
— Отец и брат Аластера погибли, когда пал Хамерфел. Мне пришлось растить его одной — и для него это было нелегко.
— Меня тоже беспокоит современная молодежь, — произнес Эдрик. — Мои сыновья, похоже, ничем, кроме скачек и азартных игр, не интересуются.
— Да, и Аластер меня тревожит, — призналась Эрминия. — У меня есть к тебе просьба, родственник.
— Проси, и ты знаешь, что, если я в состоянии ее выполнить, я это сделаю, — сказал Эдрик.
Он улыбнулся ей так сладострастно, что на какой-то момент она пожалела, что обратилась к нему.
— Не мог бы ты устроить моему сыну аудиенцию с твоим родственником — королем Айданом?
— Нет ничего проще. К тому же я однажды слышал, как Айдан проявлял интерес к делам Хамерфелов, — сказал Эдрик. — Возможно, это произойдет как раз на дне рождения Флории, даже лучше, если они встретятся в неформальной обстановке.
— Я очень тебе признательна! — Эрминия отказалась от второго бокала вина и деликатно взяла горсть засахаренных фруктов.
А в это время Флория и Аластер, забыв обо всем на свете, сидели и болтали. Между делом Флория спросила:
— А ты знаком с моими братьями?
— Кажется, меня однажды представляли Гвину.
— О, Гвин на целых двенадцать лет старше меня, и, по-моему, он до сих пор считает меня малышкой, которой надо носить короткие детские платьица, — фыркнула девушка. — Мой любимый брат — Дерик. Между нами всего год разницы. Он знает тебя. Это ведь ты ездишь на гнедой кобыле с белой звездой на лбу?
— Да, я. Это подарок мамы на пятнадцатилетие.
— Мой брат говорит, что у тебя хороший глаз на лошадей. Лучшей кобылы ему видеть не приходилось.
— Тогда все комплименты — моей маме, — сказал Аластер. — Лошадь выбирала она, но я благодарен от ее имени твоему брату.
— Ты можешь поблагодарить его лично, — заметила Флория, — ибо братья обещали прийти в антракте. Честно говоря, музыка их совсем не интересует. Уверена, что они сидят в каком-нибудь кабаке или игорном доме. А ты любишь играть в карты или какие-нибудь игры?
— Не очень, — ответил Аластер, хотя, сказать по правде, он просто не мог себе позволить играть, разве что по самым маленьким ставкам, а ради этого не стоило терять времени. Доход его был крайне мал, хотя мать никогда не отказывала ему в деньгах.
В этот момент в ложу вошли четверо, юношей — сыновья Эдрика Элхалина. Самый рослый из них тут же подошел к Флории и мрачно спросил:
— Кто этот незнакомец, с которым ты беседуешь, сестра? И с каких это пор ты позволяешь себе болтать и заигрывать с незнакомыми молодыми людьми?
Зардевшись, Флория сказала:
— Познакомьтесь — мой брат Гвин, лорд Аластер Хамерфел, он наш кузен, и мы знакомы с ним с детства. К тому же все происходило в присутствии родителей — моего отца и его матери. Можешь спросить любого из них, было ли меж нами сказано хоть одно неподобающее слово.
— Это так, Гвин, — вмешался лорд Эдрик. — У нас гостья — герцогиня Хамерфел — наш старый друг и родственница.
Гвин поклонился Эрминии:
— Извините. Я не хотел вас обидеть.
Она улыбнулась и учтиво произнесла:
— Я и не обиделась, родственник. Если бы у меня была дочь, то я могла бы только желать, чтобы у нее тоже были братья, которые бы так заботились о ее репутации.
Но Аластер весь кипел.
— Это дело Флории судить, подходит ей моя компания или нет, и я был бы вам признателен, если бы вы занимались своими делами.
Этого оказалось достаточно, чтобы Гвин тоже завелся.
— Как можно говорить, что это не мое дело, когда моя сестра чешет языком с каким-то безземельным выскочкой-изгнанником, над которым потешаются все от Далерета до Неварсина? — бросил он. — Когда я шел сюда сегодня вечером, в городе было неспокойно: на улицах полно бездомного сброда и шаек хулиганов, готовых поднять руку на знать, но тебе, я уверен, до этого нет никакого дела — ты слишком занят рассказыванием баек про Хамерфел… Величай себя как вздумается, только не кичись своим сомнительным титулом, живя в изгнании. Таких господ в Тендаре — как собак нерезаных. Вот так, лорд Небесной Лестницы или десяти преисподен Зандру! Эту лапшу ты можешь вешать на уши несмышленым девочкам, но…
— Остановись, Гвин, — перебил его лорд Эдрик, — хватит, твои манеры просто отвратительны! Я не настолько стар, что не могу решить, кому позволено быть моим гостем или другом. Немедленно извинись перед леди Эрминией и Аластером!
Но Гвин и не думал успокаиваться.
— Отец, разве ты не знаешь, что хамерфелская история — это хохма, над которой смеются по всей Сотне Царств? Если Хамерфел — его вотчина, то почему он не со своими людьми в Хеллерах, а вместо этого сшивается в Тендаре и мозолит всем глаза…
Но тут уже не выдержал Аластер. Он схватил Гвина одной рукой за ворот рубашки, а второй с силой ударил в нос.
— Слушай, ты! Не смей трепать своим поганым языком мое имя…
Эрминия что-то с упреком крикнула сыну, но тот был настолько зол, что не услышал ее. Лицо Гвина Элхалина побагровело от ярости, и он с такой силой толкнул Аластера, что тот отлетел и, споткнувшись о ножку кресла, растянулся во весь рост. Моментально вскочив на ноги, он опять схватил Гвина за ворот и швырнул его в дверь ложи, где тот натолкнулся на лакея, несшего поднос с бокалами. Гвин грохнулся на пол, послышался звон бьющегося стекла. Аластер протер глаза и зарычал, надвигаясь на Гвина, который, едва поднявшись на ноги, обнажил кинжал.