”’Работы лопатой,’ говорит он! Вы имеете в виду, Работы бульдозером! К счастью,” она улыбнулась скорее самодовольно, “Я об этом думала еще с год назад. С тех пор мы работали над модификацией программы.”
“Да?”
“Конечно, да. Боже, Колин, вам не кажется, что я знакома с вами достаточно долго, чтобы понять, как вы думаете? Это иногда отнимает у вас какое-то время, но вы обычно приходите к правильному решению рано или поздно.”
— Вы, — Колин оглядел ее, — имеете худшие манеры среди всех флотских офицеров в галактике.
— Я на службе. Хотите увидеть мое “официальное лицо”? — Ее улыбка мгновенно превратилась в строгое и холодное выражение лица, глаза пристально оглядели его в течение десяти секунд, прежде чем она расслабилась с усмешкой. — Я держу его в коробке на шкафу, когда я в нем не нуждаюсь.
— Боже, ничего удивительного что все боятся вас!
— Лучше меня, чем плохих парней.
— Верно. На самом деле, я хочу от вас немного больше, чем изменения в вашей программе. Я хочу, чтобы вы поддержали предложение.
— Ну, конечно, — сказала она с некоторым удивлением. — Почему бы и нет?
— Я имею в виду что вам придется общаться с прессой, — пояснил он, и она поморщилась. Одна из вещей, которые ей больше всего понравились в Имперском Уставе было то, что он гарантирует свободу слова, но не превращает журналистов, в оловянных (?) божков. Имперские законы о частной жизни и, тем более, законы о клевете приводили в шок земных журналистов, и если где-то была форма жизни, которую Адриенна Роббинс действительно презирала, то это были журналюги. Они превратили ее жизнь в ад после осады Земли и кампании у Дзеты Треугольника.
“Вот, черт, Колин. За что все это мне?”
— Боюсь, что так, — сказал он с чувством вины, что же до него, то достаточно большое количество дворцового персонала было задействовано что бы держать журналистов подальше от него, на сколько это было возможно, и по всей видимости еще ему помогал тот факт, что Джилтани была более фотогеничной и общительной с прессой. Колин знал, что его подданные его уважали, но еще они и любили Танни.
Что, размышлял он, указывало на то, что у общественности был более высокий IQ, чем он, возможно, думал.
“Смотрите”, продолжил он убедительно, “Вы знаете мою политику по гражданским правам Нархани. Они — граждане, точно такие же, как кто-либо еще. Предоставление им собственной планеты, возможно, внесло некоторую разрядку в открытой неприязни, но мы должны ввести их в правительство и в вооруженные силы, в противном случае такая изоляция приведет к большим неприятностям. Я уже привлек многих в государственные службы здесь на Бирхате, но мне они нужны и во Флоте тоже.
“Я не ожидаю проблем от военных, но от гражданских может быть что угодно. Мне нужна вся помощь какая только возможна, для продвижения этой идей, и после Танни, Вы — лучшая, кто у меня есть.”
Адриенна сгримасничала, но она знала, что это было правдой. Она была единственным выжившим офицером, командовавшим крупным боевым кораблем в обоих компаниях, Осаде Земли и Дзете Треугольника. Больше того, ее корабль был единственным выжившим в последней, безнадежной контратаке Земли. Она была самым заслуженным Боевым офицером флота, она была несчётным кавалером рыцарских орденов Земли и была единственным человеком в истории, получившим высшие награды за доблесть от каждой страны Земли, так же как Золотую Звезду. Это ее ужасно смущало, но это было верно.
Все это означало, что Колин был прав. И если он хватался за большие пушки, то ей нужна будет батарея.
“Ладно,” вздохнула она, наконец, “я сделаю это.”
Францина Хильгман убивала время дергая блокировку дверей машины, в то время как она осматривала окрестности. Она не видела ни каких признаков наблюдения здесь на дороге, но паранойя была инструментом выживания, который ей хорошо служил многие годы.
Она медленно пересекла стоянку к пешеходной зоне огромного, ярко освещенного Мемориального комплекса. Ей было не по себе при мысли о встрече в самом сердце Шепардского Центра, но она подумала, что это имело смысл. Кто в здравом уме стал бы здесь ожидать, встречи пары предателей?
Она сошла с пешеходной дорожки к людям, текущим мимо иглы пятидесятиметровой обсидиановой Стеллы и бесконечных рядов имен, выгравированных на его украшенной стальной полосе. Здесь были перечислены имена всех людей, кто погиб в тысячелетиях сражений против Ану, и даже Хильгман не могла оставаться к этому равнодушной. Но оставалось мало времени, и она активно прокладывала себе путь через край толпы.