В Иванову ночь по наказу хозяина на ближних горах и на островах жгли костры. На елань [лесную поляну] среди густых елей согнали девок. Сам хозяин, полураздетый и хмельной, восседал у костра подле полячки, одетой в тонкую, прозрачную тунику.
Девки плясали у костра, водили хороводы... А в полночь хозяин и Юлька убрели в темный лес искать колдовской цвет папоротника. Так весело для барина проходили многие дни.
Теперь по озеру часто плавали разукрашенные лодки, в воде отражались огни иллюминации. На острове играла роговая музыка. Ее нежные звуки в безветрие далеко разносились по окрестностям.
Юлька придумывала все новые и новые развлечения. Приказчик Яшка Широков, почуяв свободу, хозяйничал себе в пользу - исподтишка, осторожно тащил что попадалось под руку и тайно переправлял в раскольничьи скиты. Никита Акинфиевич в своем упоении Юлькой ни о чем не думал.
Полячка любила коней, и хозяин завел тройку вороных. Их привели издалека, из ордынских степей. Конюхом отобрал Никита парня из крепостных - Митьку Перстня. Бежал холопишка от помещика из России, пристал к разбойничьей шайке на Каме, колобродил, да прискучило все и пустился отыскивать вольные земли. Проник вместе с другими бегунами на Камень, а тут демидовские дозоры захватили и приставили к работе. Перстень был легок на ногу, охотник - зимой отыскивал медвежьи берлоги и один на один ходил на зверя с рогатиной. Небольшого роста, проворный, с маленькими глазами, сверкавшими из-под густых нависших бровей, он и сам походил на лесного хозяина. Никто лучше его не мог объезжать коней; он-то и обхаживал тройку вороных бегунов.
Он запрягал ее в нарядную упряжь, украшенную серебряным набором, пристегивал валдайские колокольчики и, в красной атласной рубашке, в кучерской шапочке набекрень, садился на облучок.
- Во весь дух, Митенька! - просила Юлька, усаживаясь в легкую колясочку рядом с Никитой.
Перстень умел потешить красавицу, - он и сам любил бешеную скачку. Выехав на дорогу, Митька посвистом горячил коней.
Заслышав знакомый призыв, коренник Игрень-конь, высокий длинноголовый скакун с тонкими сильными ногами, мгновенно оживал, раздувал влажные трепетные ноздри и входил в азарт. Легко и плавно он брал с места, все больше и больше с каждой минутой ускоряя свой бег. Играя, он легко выкидывал тонкие крепкие ноги и мчал, склоняя набок косматую голову и кося злыми фиолетовыми глазами. Пристяжные рвались в стороны и, потряхивая гривами, стлались над дорогой.
Разливались-звенели колокольчики...
Полячка, сбросив кашемировую шаль, сияя золотой головкой, вскакивала с сиденья, кричала:
- Быстрее, Митенька!
Ухватившись за плечо ямщика, она колотила его маленьким крепким кулаком в спину:
- Горячи, Митенька!
Перстень рявкал на весь лес, ярил коней. Желтая пена клочьями падала из горячей пасти Игрень-коня. В ушах свистел ветер, рвал и расхлестывал Юлькины косы. С развевающимися пышными волосами, раскрасневшись, она кричала:
- Ах, добже! Ах, добже!..
Оборотясь к Никите, она скалила острые, беличьи зубки.
- Пане! Пане, что жмуришься?
От быстрой езды у Демидова кружилась голова. Он крепко держался за сиденье и, разглядывая подружку, восхищенно думал: "И до чего ж хороша девка!"
Так они могли мчаться до тех пор, пока не унималась горячая кровь Юльки. Тогда Перстень сдерживал коней, разудалый звон бубенцов переходил на мелодичный, и хозяева мало-помалу приходили в себя.
В один из дней тройка вороных вынесла хозяев на простор.
Стоял тихий предвечерний час, когда сиреневые дали казались прозрачными. Раскаленное солнце медленно погружалось в зеленый океан лесов. Затихали птицы, угасал шум. На дорогу ложились лиловые тени. Только неугомонный красноголовый поползень где-то выстукивал под зеленым навесом хвои.
Натянув вожжи. Перстень гнал коней.
Казалось, не кони мчались, а кружила, уходила из-под звонких копыт накатанная дорога, бежали мимо лес, кусты, мелькали падуны-ручьи, сверкали озера.
Солнце погрузилось в бор, и разом вспыхнули и озарились багровым пожаром стволы сосен. Чудилось, пылал весь лес, охваченный алым пламенем.
Юлька завороженно смотрела на игру вечерних красок.
- Как дивно, пане! - ластилась она к Никите. Огромный, румяный от зари, он могуче обнимал ее худенькие плечи.
Кто-то темный, лохматый перебежал дорогу.
"Медведь!" - догадался Демидов, и в этот миг кони рванулись вперед. Изо всех сил натянул Митька вожжи, закричал любимому Игрень-коню:
- Тишь-ко! Тишь-ко!..
Но встревоженный коренник, закусив удила, как вихрь мчался вперед. Жарко дыша, вздрагивая всем телом, сбившись с плавного ритма, из стороны в сторону кидались пристяжные.
Коляска подпрыгивала, кренилась от ударов об узловатые корневища. Кони мчались в раскаленный пожар зари.
Впереди мелькнул Аликин-камень, за ним в пропасть низвергался падун-ручей. Здесь дорога круто сворачивала влево. Но черные демоны-кони ничего не хотели знать - неслись к бездне...
- Пан, пан, мы пропали! - по-детски плаксиво закричала Юлька. Ратуйте, люди добрые!..
Румянец сошел с ее лица, полячка побледнела; беспомощно и жалко дрожала коричневая родинка над вздернутой пухлой губой. Демидов схватил ее за руки и, заглядывая в перепуганное лицо, спросил насмешливо:
- Ага, умирать-то страшно?
Она вырвала руку и стала креститься всей ладошкой!
- Иезус-Мария... Оборони, боже...
Аликин-камень грозно вставал на пути все выше и выше.
"Или о скалы разнесет башку, или вниз сверзнет?" - хладнокровно прикидывал Демидов.
Он крепко ухватился за ремни, чтобы не выпасть, и тянул Юльку к себе.
- Ну, замолчи!.. Ну, замолчи, дура!..
- Стой!.. Стой!.. - исступленно закричал Перстень и, оборотясь к Демидову, предупредил: - Держись, хозяин!..
Неумолимо близилась бездна; с каждым мгновением нарастал необузданный рев горного потока. Секунда, другая - и гибель...
Все замерли. Казалось, кровь остановила свой бег.
Но что это?
Из кустов на дорогу выбежал высокий проворный человек. Он неустрашимо кинулся навстречу взбешенным коням.
"Пропал человек!" - безнадежно подумал Никита и закрыл глаза.