Шарлотта надувает губы.
– Еще полчаса, и пойдем, обещаю. Я хочу посмотреть, что там за веселье.
– Ага! Приходите, посмотрите, как я хлещу пиво! – Эван обнимает Шарлотту за плечи и уводит ее прочь, прежде чем мы успеваем возразить.
Элис ворчит себе под нос, но идет следом, высоко поднимая ноги, когда ступает по разросшейся траве у края леса. В основном там растут ветвистое просо и мелколепестник. Когда мама была жива и рассказывала мне о травах, она называла подобные растения «ведьминой травой» и «блошницей».
Только почти дойдя до деревьев, Элис понимает, что я не иду следом.
– Идешь?
– Секунду. Хочу посмотреть еще на пару прыжков. – Я тыкаю пальцем через плечо.
Она шагает обратно.
– Подожду с тобой.
– Не, все нормально. Иди туда.
Она пристально рассматривает меня, явно разрываясь между желанием поверить и надавить и узнать больше.
– Посмотреть, не прыгать?
– Посмотреть, не прыгать.
– Мэтти. – Моя детская кличка – сокращение от фамилии – заставляет сжаться что-то в груди. В последнее время все старые воспоминания вызывают такой эффект, даже те, которые не связаны с ней, и это в некотором роде невыносимо. Взгляд туманится, я чувствую, как подступают слезы, и мне приходится моргнуть, чтобы лицо Элис снова обрело четкость – бледное, с очками, постоянно сползающими на нос. – Я… я понимаю, что это все не так, как мы ожидали. Я про Каролинский университет. Но… я думаю, твоя мама в итоге согласилась бы. В конце концов.
Я отвожу взгляд настолько далеко, насколько это возможно при лунном свете. На другом берегу озера верхушки деревьев образуют темную границу между карьером и сумрачным небом.
– Мы никогда не узнаем.
– Но…
– Всегда есть «но».
В ее голосе появляются жесткие нотки.
– Но если бы она была здесь, не думаю, что она хотела бы, чтобы ты…
– Чтобы я что?
– Стала кем-то другим.
Я пинаю камушек.
– Мне нужно минутку побыть одной. Наслаждайся вечеринкой. Я скоро вернусь.
Она смотрит, словно оценивая мое настроение.
– «Ненавижу небольшие вечеринки – они требуют постоянных усилий».
Я прищуриваюсь, выискивая в воспоминаниях знакомые слова.
– Ты что… подсунула мне цитату из «Джейн Остин»?
Ее темные глаза сверкают.
– Ну и кто тут книжный червь? Тот, кто произнес цитату, или тот, кто ее распознал?
– Подожди. – Я задумчиво качаю головой. – А теперь из «Звездных войн»?
– Не. – Она ухмыляется. – Из «Новой надежды».
– Где вы там? Идете? – бесплотный голос Шарлотты стрелой пронизывает лес. В глазах Элис по-прежнему заметна щепотка беспокойства, но она сжимает мою руку, а затем уходит.
Как только шорох ее шагов по траве стихает, я выдыхаю. Вытаскиваю телефон.
«Привет, доча, вы с Элис устроились, все в порядке?»
Через пятнадцать минут второе сообщение.
«Я знаю, что ты, наша смелая Бри, давно хотела сбежать из Бентонвиля, но не забывай нас, простых людей, оставшихся дома. Пусть твоя мама тобой гордится. Позвони, когда сможешь. Люблю. Папа».
Я убираю телефон обратно в карман.
Я хотела сбежать из Бентонвиля, но не потому что была смелой. Сначала я хотела остаться дома. Это казалось правильным после всего, что случилось. Но когда я месяц за месяцем проводила под одной крышей с отцом, мой стыд становился невыносимым. Мы оплакивали одного и того же человека, но оплакивали по-разному. Это как с теми постоянными магнитами из кабинета физики: сколько ни пытайся сблизить одинаковые полюса, ничего не получится. Я не могла коснуться печали моего отца. На самом деле и не хотела. В конце концов, я уехала из Бентонвиля, потому что оставаться было слишком страшно.
Я прохаживаюсь по обрыву вдалеке от остальных, так что карьер остается по левую руку. С каждым шагом в воздух поднимаются запахи сырой земли и сосен. Если я вдыхаю достаточно глубоко, заднюю стенку горла царапает минеральный запах щебня. В нескольких десятках сантиметров от меня земля разверзается и открывается широкое озеро, в котором отражаются небо, звезды и все бескрайние ночные возможности.
Отсюда я вижу, с чем приходится иметь дело ныряльщикам: не знаю, что рассекло землю и камни, создав этот карьер, но у его склонов угол градусов в тридцать. Чтобы преодолеть его, нужно как следует разбежаться и прыгнуть далеко. Сомнениям тут нет места.
Я представляю, будто разбегаюсь, словно луна – финишная черта. Бегу, будто могу оставить за спиной гнев, стыд и слухи. Я почти ощущаю сладкое жжение в мышцах, выступающий пот, прилив адреналина, когда я проплываю над краем обрыва и погружаюсь в пустоту. Без предупреждения неугомонная искра Бри-После вырывается из моего нутра, как горящая лоза, но на этот раз я не сдерживаю ее. Она разрастается в грудной клетке, и ее горячее давление становится таким сильным, что мне кажется, будто я вот-вот взорвусь.