— Я понимаю, что вам это очень интересно.
— Петров! Как ты разговариваешь! — вмешалась Бутакова.
— Помолчи, Весенний трофей… — Егора хлестнуло неожиданной злостью. Они здесь все заодно!
— А ты… тебе здесь не «таверна»!
Он резко обернулся, чтобы сказать…
— Товарищи! Товарищи… — Наклонов раскинул руки, словно загораживал всех от опасности. — Друзья мои! Что с вами?.. Давайте творческие споры не превращать… в склоку. Любой конфликт можно уладить, если понять друг друга… Егор!
— Что? — он посмотрел в очки.
— Я ведь не хотел вас обидеть. Но мне действительно важно знать, где вы взяли эти стихи. У меня с ними… кое-что связано в жизни. Давайте по-мужски: карты на стол. И тогда решим, имеете ли вы право быть соавтором этого человека.
Егор не отвел взгляда, сказал отчетливо:
— Имею. Я дописал стихи своего отца.
Опять стало тихо. Будто крышку захлопнули над ящиком, обитым ватой. Наклонов снова снял очки и начал терзать их платком. Сказал с усилием:
— Извините, это неправда… Я никогда не имел чести лично знать Виктора Романовича Петрова. А стихи эти написал в мальчишеские годы друг моего детства. Он читал их на самодеятельном концерте…
Черт! Черт и черт! Как Егор не сообразил? Не вспомнил про концерт! Помнил только, что стихи — это эпиграф! А ведь Наклонов мог действительно знать их с детства, независимо от рукописи Курганова… Теперь ничего не докажешь!
А что, собственно, Егор хотел доказать? Суетливость и бледность Наклонова — разве улика? Дурак ты, Егор…
Сейчас приходилось воевать уже просто за самолюбие.
— Вы не имели чести знать Виктора Романовича, — с опасным звоном в голосе сказал Егор. — Вы знали моего настоящего отца. Толика Нечаева. Того самого «друга», которому в лагере готовили волчью яму!
Егор вышел из гостиной и крепко закрыл за собой дверь.
Ну, и чего он добился, псих несчастный? «Герой»! Щит в сторону, два меча в руки — и на врага! И сразу — пузом на копье… Нервы сдали? Или захотелось ошарашить Наклонова? Или… перед Светочкой покрасоваться? У, бестолочь…
Егор ненавидел себя так, что готов был взять свою башку за космы и физиономией протащить по всей решетке городского парка, мимо которого шел.
Б-б-балда… Выложил все карты. Теперь, если Наклонов и правда добыл где-то рукопись Курганова и скатывает с нее свои «Паруса „Надежды“», ничего уже не сделаешь. Олег Валентиныч — они не дураки-с. Затаятся. Осторожненькими станут. А у Егора какие доказательства против него?
Надо было подъехать хитро, узнать, где Наклонов взял своего Егора Алабышева. Не могут же два писателя придумать одного и того же героя, чтобы имя и фамилия и события одинаковые… Правда, и тогда сразу ничего не докажешь: от Курганова-то никаких бумаг, от Толика — тоже… Но можно было увериться хотя бы для себя. И копать дальше…
Егор замедлил шаги. Куда спешить-то? В дом с вечно рассерженной матерью и похоронно-тихим отцом?.. В газонах под фонарями лежали остатки грязного снега. К вечеру подморозило, Егор поскользнулся на льдистом асфальте. По-дурацки замахал руками. Сердито оглянулся: не видел ли кто его нелепого танца? Прохожих не было. Только месяц висел над улицей. Молодой. С левой стороны. Это, говорят, к неудачам…
Но месяц — «звонкий и рогатый» — смотрел с высоты дружелюбно. Словно что-то понимал и мог посоветовать… Что?
Вот если бы в самом деле с кем-то посоветоваться! С Михаилом… Он, конечно, сперва отругал бы Егора (и правильно), а потом они вдвоем что-нибудь и придумали бы…
Но Михаил как в воду канул. Не появляется и не пишет. Небось, в своих проблемах увяз. Поехать к нему? А что! Каникулы же!.. Трешку на билет можно у кого-нибудь занять. У Ревского, например. Но… ехать в Среднекамск без предупреждения, наверно, не стоит. Кто знает, какие там дела у Михаила? Может, Никитка прикатил из Севастополя на каникулы. И вдруг не один, а с Асей? Да еще Заглотыш там (его, Егора, стараниями!). И теперь — здрасьте! — двоюродный братец является.
Есть, конечно, вариант: приехать, поговорить и сразу укатить обратно… Однако сначала все-таки лучше позвонить.
С автомата без денег не позвонишь, но можно от того же Ревского… А еще лучше — от Ямщиковых! Все равно он обещал зайти, принести «Книгу джунглей» Киплинга, чтобы Анна Григорьевна отвезла Веньке в лесную школу…
«Книгу джунглей» Егор взял с полки украдкой. А то сразу будет шум: «Это редкое издание, дореволюционное, знаменитого Сытина, кому ты ее хочешь дать?!» Он сунул книгу в пластиковый пакет, присел на тахту, глянул на часы. Половина девятого. Не поздно ли идти к Ямщиковым? И усталость навалилась, голова гудит… может, опять грипп? Недолеченный. Бывает, говорят, такое. Или это «от нервов»? «Послестрессовое состояние»… Ох, нахватались мы терминов в наш просвещенный век. Дать бы тебе, шизику, по шее, было бы «состояние».