— Замолчите. Если ничего не знаете… — глухо сказал Егор.
— Он говорит «замолчите»! Учительнице! Это ты у меня заткнешься! На педсовете! Загубит одного брата и гуляет с другим, как ни в чем не виноватый! Сидел бы лучше как мышь!
— А пока я буду сидеть как мышь, вы будете издеваться над ними. Да?.. Тыкать мордой о парту, орать, гонять, мучить до слез. Вы все… И доводить их, чтобы бегали из дома, да?.. И до могилы, как Димку Еремина… Да?!
Она хлопнула губами. Замигала. Может, что-то слышала раньше о Димке. А может, просто потеряла дар речи. Егор повернулся, чтобы взять Ваню за руку и уйти.
Вани не было…
То ли испугался Ваня Настасьиного крика, то ли просто решил, что лучше всего — с глаз долой. Что с него возьмешь, совсем еще малек…
Ладно, если просто испугался… А если подействовали Настасьины слова, что Егор виноват в несчастьях Веньки? И ушел Ваня не со страха, а от неожиданного и тяжкого открытия, что Егор — враг?
Потерянно шагая по улице, убеждал себя Егор, что все это чушь. Не может Ваня так стремительно стать к нему, к Егору, другим. Он ведь и раньше все знал и понимал.
Но тоскливая тревога была сильнее логики, и наконец Егор отдался этой тревоге полностью. Безнадежной, изматывающей. И день уже был не день, и солнце — не солнце…
На остановке вскочил Егор на автобус и через пять минут оказался дома. Он машинально, без удивления, отметил, что на лестничной площадке, против лифта, прислонен к стене пыльный велосипед (вот кому-то досталось тащить его на седьмой этаж). Отпер дверь. Мать встретила его в прихожей. Смотрела виновато. Торопливо сказала:
— Горик, к тебе мальчик пришел. У тебя в комнате сидит, ждет. Я дала ему твои тапочки, надень папины.
Егор, не сняв кроссовок, шагнул в комнату.
На тахте сидел, неловко выпрямившись, с толстой папкой на коленях Денис Наклонов.
Денис встал. Глядя мимо Егора, произнес отчетливо:
— Отец велел передать. Вот… — он протянул папку. — Он говорит: «Раз Петров считает, что это его, то пусть…»
Егор с недоумением и с тяжелой неловкостью, и в то же время с толчком радости, принял в ладони увесистую папку из пыльного шероховатого картона. Что он мог сказать? Можно было ожидать какой угодно развязки у истории с рукописью, но чтобы вот так…
Денис поглядел наконец Егору в лицо. Сказал уже тише, спокойнее:
— Отец говорит, что нашел это давным-давно, когда разбирал какой-то архив в Новотуринске. Он думал, что это просто чьи-то заметки, выдержки из разных журналов. Как документы… Он понятия не имел, что это чья-то законченная книга… Там, кстати, нет нескольких страниц, в начале и в середине…
Беспомощность этого объяснения была так очевидна, что Егор отвел глаза. Денис упрямо проговорил:
— Ты думаешь, в его повести много совпадало с этими бумагами? Только некоторые места… Но он теперь вообще не будет писать про это, он порвал и сжег на даче свою повесть. Говорит: «Не хочу, раз так получилось… А это, — говорит, — отдай»…
«Если совпадали только некоторые места, зачем сжигать свою повесть? Не проще ли переделать?.. — подумал Егор. И еще подумал: — А почему не сжег все? И кургановскую рукопись тоже? Тогда бы — ни следов, ни обвинений…» Однако мысли эти проскочили скомканно, сумбурно — на фоне странной виноватости, которую Егор испытывал перед Денисом.
Но одна мысль повторилась. Четко.
«Почему он все-таки вернул рукопись?.. Денис, ты его заставил?»
Он спросил это Дениса Наклонова глазами, и тот понял. Порозовели щеки. Сжались губы. Но взгляда Денис не опустил. Повторил:
— Не думай, будто он списывал. Больно ему надо…
«Я не думаю, Денис. То есть думаю, но этого тебе не скажу никогда. Я тебя понимаю…»
Отцов не выдумывают, они такие, какие есть. Но… если вдруг оказывается, что не такой он, каким был в твоих глазах, наступает, наверно, отчаяние. И тогда — или со слезами, или, наоборот, со стальным упрямством — ты говоришь: «Зачем ты так? Ты же сам учил меня честности…» И наверно, отец — если он отец — понимает, что больше нельзя шагать назад. Сзади — черта. И тогда он готов отдать все на свете, не то, что чужую рукопись… В конце концов, что дороже: рукопись или сын?
Но это уже были не мысли, а скорее, ощущение, полудогадка.
И еще одно почувствовал Егор. Что не даст Денис отца в обиду, какой бы тот ни был. Будет отстаивать его перед Егором, перед собой и перед самим отцом — Олегом Валентиновичем Наклоновым. И перед всем белым светом.