Фогт умиленно провозглашает право всех живых существ на жизнь. И не только на жизнь, но и на счастье. Как праведный христианин, он не может мириться с подменой права силой. Мы не знаем, коснулась ли при этом совести праведника судьба, скажем, 20 млн. его соотечественников-негров, в полной мере испытывающих на себе упомянутую подмену, но во всяком случае для него неоспоримо, что право на счастье имеют все и даже не только люди, подчеркивает он, но и другие живые существа — «от одноклеточных до обезьян».
Но возможность достижения счастья, сетует Фогт, ограничена возможностью прокормиться. И тут выявляются «лишние» существа. Единственное, что природа может в этом случае сделать, это убрать лишних. При этом ей совершенно безразлично, кто оказался таковым— он, Фогт, или какая-нибудь пичуга: природа беспристрастна и, следовательно, справедлива. Следовательно, справедлива и смерть человека от голода. Она, по словам Фогта, не такая уж скверная штука, поскольку в условиях перенаселенности позволяет делать счастливыми других людей.
Фогт высказывает удовлетворение в связи с тем, что человек, в отличие от животных, может, когда он «лишний», уходить из жизни добровольно, то есть кончать жизнь самоубийством. «Эта мера заслуживает уважения больше, чем сострадание». В этом гимне смерти Фогт усматривает «гуманность». Как тут не вспомнить о «гуманности» тех, кто «облегчал смерть» узникам в гитлеровских концлагерях с помощью различных технических усовершенствований. Лишний раз можно убедиться, как 'в конечном счете близки философские устои мальтузианства и фашизма.
Исходя из того, что не следует мешать природе делать «свое дело», Фогт объявляет ненужной помощь «бедным странам», поскольку она создает условия лишь для увеличения населения.
Быстрый рост населения, по его мысли, является главной причиной усиления революционного движения в мире. Поэтому непозволительно тратить миллиарды на продление жизни «быстро растущей толпы». Демографический взрыв, утверждает он, надо предоставить «естественному развитию». Ведь подобные же взрывы, поясняет он, имеют место у насекомых, у полевых мышей, и природа всегда сама, без помощи человека, справляется с ними. Надо и в этом случае положиться на природу, настаивает Фогт. Комментарии, как говорится, излишни.
Когда суждения резко расходятся с реальной жизнью и необходимо как-то оправдать этот отрыв от реальности, закономерно возникает тяга к мистике. А где мистика, там нет места науке. Приход к чисто идеалистическому восприятию действительности — логический итог суждений некоторых откровенных наследников Мальтуса.
Этот итог как нельзя нагляднее представлен в работе австрийского ученого Конрада Лоренца «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» (1973 г.). К. Лоренц известен в мире как крупный знаток жизни животных. Сделанное им в этой области достойно оценено научной общественностью. Но выдающийся практик оказался плохим мыслителем. Названная книга вливается в поток лженаучной и реакционнейшей современной буржуазной литературы о глобальных проблемах человечества.
В качестве первого и главного греха нынешних жителей планеты К. Лоренц называет беспрецедентное их размножение. Необычайно быстрый рост населения Земли, заявляет он, создал угрозу, которой не знала в прошлом ни одна живая система,— угрозу самоуничтожения. Эта «роковая» опасность — неотвратимая «плата за грех». Единственное, чем, согласно Лоренцу, можно облегчить участь людей,— это объяснить им, за что они будут наказаны: опасность становится менее страшной, когда узнают ее причины.
Пассивное восприятие «ударов судьбы» — вот на что ориентирует Лоренц. Его призыв смириться с неизбежной расплатой за слишком быстрое увеличение численности землян является, по существу, мальтузианским.
4. Мальтузианские доспехи — богу войны
Одним из логических следствий игнорирования специфических законов общественной жизни, подмены сложных социальных связей связями природными, биологическими является распространение на человеческое общество закона борьбы за существование. Естественным и необходимым явлением провозглашается война. Попыткам обосновать такой вывод посвятил чуть ли не всю свою жизнь не так давно умерший французский социолог Гастон Бутуль.