Алёша защитился всё-таки по закрытой тематике, повеселел. Ему до собственной защиты пришлось начальству диссертацию придумать, и спасибо сказал бы, что не две. Это было в порядке вещей. А Алёшу злило. Его вообще многое злило: и что к каждой заявке на изобретение ещё двух-трёх человек надо приписывать, и что не каждая заявка в Москве утверждается. Вот не утвердят, а через пару месяцев по аналогичной вещи получает свидетельство на изобретение какой-то хмырь с соответствующими родственными связями. В другом институте. Нормальный одессит, поняв Систему, умел к ней и приспосабливаться. Даже спортивный интерес был в том, чтобы Систему обхитрить. А Алёша приспосабливаться не хотел. Но приходилось. Он старался — по минимуму, но и этот минимум ощущал унижением.
Впрочем, дела шли неплохо: старший научный сотрудник, кандидат наук, тема докторской ясна, и рано или поздно пробъёт он и докторскую. По военной тематике это реально: там конкретные результаты ценятся. И курочку, несущую золотые яйца, с такой наглостью не обходят, как в институтах обычных. Перспективы нормальные, пробъемся, Светка! Давай тебе какую-нибудь тряпку обалденную заведём, а? Можем, в конце концов, себе позволить!
Мише пора было шить новый костюм, и он зашёл в ателье, то самое, куда его Сергей Иваныч наладил. Посмотрев на то, в чём Миша ходил. Нельзя же всё-таки ответственному работнику… Это, конечно, выглядит очень демократично, но лучше бы что-то попрестижней. Миша был за совет благодарен: действительно, упустил из виду. Просто он этих костюмов с галстуками терпеть не мог. И считал достаточным подвигом сам факт, что он их носит. Больше всего его угнетало то, что для партийных работников это долг только пожизненный, но и посмертный. Ладно, за всё надо платить. Заведём эту бодягу.
Ателье, действительно, оказалось классным. Молоденькая закройщица с вопросами насчёт бортов и лацканов к Мише не приставала, все решения на себя взяла. Ей было понятно, что Миша в делах стиля ни бум-бум. И вообще какой-то неухоженный: вроде всё в порядке, но женскому-то глазу видно. Некому за ним присмотреть, один, что ли, живёт? А симпатичный, и этот белый клок волос очень даже ничего, и глаза хорошие. Грустные.
Миша и опомниться не успел, как его кормили всякими вкусностями, приводили в порядок его гардероб, наводили блеск в его квартире. Это же ужас какой-то, ангар, а не жильё! А Миша-то думал, получив эту квартиру, что шикарней некуда: большая, и с ванной, и вода всегда идёт — чего ещё? Ну, Лена ему показала: чего ещё. Оказалось, шквал таких забот очень приятен, гораздо приятнее, чем Миша думал. Дурак же он был, что боялся потерять холостяцкую независимость. Вот Алёшка без Светки — что? Конечно, такой другой нет, как Светка. Но Лена вовсе не претендовала походить на Светку, она совсем в другом духе была личность. Со своими щедрыми талантами.
Свадьбу сыграли широко: в «Красном» ресторане. Родители Лены, люди большого достоинства, обладатели домика с участком на Аркадийской дороге, в любой компании умели в грязь лицом не ударить. А Лена вообще была сногсшибательна: в белой шляпке заграничного вида и в немыслимой элегантности платье. С компанией она сошлась легко и непринуждённо: с Петриком пасовалась шуточками, что-то азартно обсуждала со Светой — в общем, вписалась в клан. Ленин папа оказался человеком мастерущим, ему очень Алёша понравился — особенно тем, что мог достать эпоксидную смолу, никогда в продаже не бывающую, потому что продукт стратегический.
И началась у Миши новая жизнь. Безрукий поглотитель книг, он диву давался, глядя на бурную деятельность жены. Руки Лена, видимо, унаследовала от отца. Она с удовольствием бросила работу и делала, что нравится. Лично перекрасила стены по-модному: каждую в разный цвет. Ей нравилось красить. Часть мебели вышвырнула, только на Мишин письменный стол не решилась посягнуть. Завела низенькие трёхногие столики, глиняные подсвечники. Сострочила модные шторы с абстрактным узором: ей нравилось шить. Какими-то цветными лаками изобразила на стекле витраж в духе Пикассо. Ей нравилось рисовать. Витраж папа ей заделал в подобие плоского шкафика с трубками дневного света позади. В таком виде он и светился над угловым диваном, впечатляя гостей. Миша не удивился бы, если б она занялась хоть ваянием каменных баб — до того её распирали художественные идеи.
Света ею восхищалась: Лена пользовалась возможностью просто жить, зато с какой интенсивностью! До Светы она тоже добралась: растрепала ей «бабетту» в духе новых веяний, сшила ей костюмчик — умереть! Света сама удивлялась, как похорошела под её руководством. Вкус у Лены был точёный, а заграничные журналы мод ей знакомая морячка доставала.