— Вот заведу себе любовника! — дразнила Света Алёшу. С ней заигрывали на улицах, она даже из озорства особо неотвязного хмыря, явно из приезжих отдыхающих, привела в дом попить чайку.
— Познакомьтесь, это мой муж!
Тот с бледным видом заторопился уносить ноги, и Света с Алёшей долго смеялись. Теперь у Светы бывали и свободные дни, и вечера: дети подросли, работа в радость, живи — не хочу! Только непонятно, почему Алёша хандрит. То человек человеком, а то мрачный и всем возмущается. Она уже боялась, когда он брался за газету: опять заведётся. Света газет вовсе не читала, чтоб нервы себе не трепать. Ну ясно, в какое время живём и в при какой власти. Так что же теперь — лечь и умереть? Или в Хрущёва бомбу бросить? Так другого посадят, ещё похлеще.
Они купались ночью: в августе это самый кайф. Как молодожёны и вообще свободные люди. Катька с Пашкой каникулы проводили у деда с бабой на даче, туда можно было даже не каждый день наведываться. Так было здорово парить в прохладной черноте, как в невесомости. А сверху звёзды сыплются, а из-под рук — искры веером: море светится. Целовались мокрыми губами, ныряли и ловили друг друга под водой по светящемуся следу. Заплыли подальше, любовались, как покачивается огоньками линия берега.
Тут-то их и высветили дальнобойными фонарями, ударили лучами по глазам. Матюгальник проорал команду немедленно плыть к берегу. Ну, попались! Погранцы! Не отвяжешься теперь.
Затемно появляться на берегу было не положено: погранцы ходили с обходами. И, хоть Света с Алёшей благоразумно припрятали одежду-обувь под кустиком, но их углядели всё-таки на этот раз. Делать нечего, вылезли на берег.
— Ваши документы.
Ну, какие у голых да мокрых документы? И кто ходит ночью купаться с паспортами?
— Придётся вас задержать. До выяснения.
Свете было только смешно: попались, как любовники! А Алёша завёлся с полоборота, стал права качать. Ну, тогда их и вправду задержали, отвезли на пограничную заставу. Подержали там пару часов, заставили написать объяснение. Прочитали нотацию насчёт пограничной зоны и морального разложения. И отпустили к рассвету. Погранцы — тоже люди, понимают: если всех таких одесских купальщиков задерживать по-серьёзному, никаких КПЗ не хватит. Купались и будут купаться, пока не кончатся на свете море и звёзды. Ясно же, что не шпионы. Но борзеть-то зачем? Они же всё-таки при исполнении…
Алёша терзал себя бессильной яростью. Он, мужчина, не может жену оградить от этого хамства! Света, конечно, обращает всё в смешную сторону — ну, это очень великодушно… Немцы при оккупации запрещали ходить к морю — и эта сволочь туда же! А что он может сделать? А ничего. Скушать и утереться.
Свете всё это переставало нравиться. У неё дел — по горло, а тут муж в депрессию упадает. Нервы лечить надо. Хорошее настроение всем в доме испортить легко, но совесть-то надо иметь? Это же — всё равно, как напукать в общей комнате!
Ну, не убрал Пашка свои носки — надо орать? И с какой стати усаживать его за учебник по арифметике, когда у людей каникулы! Да возненавидит парень ту арифметику, как собака намордник — тем дело и кончится. И нечего Пашку с Катериной равнять: девочки в начальных классах чуть не все отличницы, а мальчишки — разгильдяи. Хорошо ещё, хоть Катьке не достаётся. У них с отцом — нежная любовь, и хитруля-Катька из папы верёвки вьёт. А когда он хмурится, лезет пальцами к его рту, раздвигает в улыбку. А папочка, разумеется, тает. Ну и умница Катька: нечего папе мировой скорбью маяться.
Света обрадовалась, когда Алёша нашёл себе забаву: лодку строить. У него появились знакомые с Судоремонтного завода, там многие делали себе моторки или парусные лодки. Алёша был как раз нужный человек: не говоря уж об эпоксидке, он и стеклоткань мог достать! А о конструкторских способностях и говорить нечего. Засвистел опять Алёша про девушку из маленькой таверны, стал по вечерам чертежи вымалёвывать. Делать так делать: такую маленькую яхточку с мотором, чтобы и вёрткая, и ход хороший.
Под влиянием Лены ещё одно дело ему нашлось: домашнее переоборудование. Пока Пашка был маленький — они в большей комнате жили все вчетвером, а малая, тёти-Кларина, была вроде как кабинетом. Светин стол, Алёшин стол, книжный шкаф, диванчик — больше там и не помещалось ничего. И то проходить надо было боком и с надеждой никогда не растолстеть.
Так это когда Света училась — ей стол нужен был позарез, а теперь и обойтись можно. И если сделать в малой комнате койку двухэтажную, «типа нары» — то готовая детская получается, и каждому по столу, чтоб уроки готовили. А Алёша пускай свои железяки перетаскивает в большую комнату, Света потерпит. Хотя вид, конечно, будет на Мадрид. У мужиков на столах порядка никогда не бывает, а попробуй хоть пыль стереть — начинается. Где моя пилочка да где моё свёрлышко!