Это всё он и изложил Свете.
— Понятно. То есть, если тебя будут доставать — то не через работу, так?
— Ну, не обязательно. Прикажут сверху — уволить, так уволят, куда денутся. Но директор мужик нормальный, он обозначил, что поддержит меня как сможет. По своей линии.
Света закинула руки за голову, запустила пальцы в стриженые на затылке русые волосы. Ей- то под крылышком у Быченко было хорошо: даже не подкатывались к их команде с такими делами.
— Бедный мой. Ладно, сейчас будешь ещё беднее. Отправляйся-ка ты на базар, раз уж дома. Чем брать дурное в голову — бери тяжёлое в руки. Синих купи три кило, ну помидор там, луку. И арбузик выбери. И абрикос кило два, только жордели не бери.
Она назагибала пальцы на общий вес, достойный мировых олимпийских игр. Чтоб мало не показалось.
Алёша вернулся, шатаясь, как штангист после тренировки, и позвонил подбородком в их звонок. Никто ему не открыл. Он, зашипев, установил набитые авоськи на пол, разнял чуть не пополам перерезанные плетёными ручками пальцы, нашарил ключ и открыл сам. Их дверь заперта не была. На столе лежала записка со Светкиными косыми буквами: «Вызвали на Бебеля. Будь дома и не прыгай пока. Дети у дяди Павла, там и заночуют. Чмок. С.»
На записку уже успели капнуть воробьи. Алёша сел, подпёр скулы кулаками. На Бебеля — это означало: в КГБ.
Очень скоро зазвонил звонок. Странно, неужели Светка так быстро обернулась? Но это был Миша с невосторженным выражением лица.
— Старик, чего ты там натворил?
— А что?
— А то, что ко мне пришёл гебушник прямо в кабинет. Спрашивал насчёт тебя. Мол, правда ли ты верующий и случалось ли мне присутствовать при нелегальных сборищах, и откуда ты получаешь заграничную литературу, и известны ли мне факты распространения. Я, конечно, — в несознанку, тогда он попросил меня повспоминать и обещал ещё зайти. И мне телефончик оставил на случай, если вспомню. Был очень любезен. Ты понимаешь, чем это пахнет?
— Боюсь, что да.
Только Алёша стал Мише излагать события последних двух дней — явился Петрик, красный, потный и сопящий. Петрика с утра вызвали в контору, а там сидел гебешник, и расспрашивал у Петрика, что за сборища проводятся на его даче да на какие средства дача куплена. Петрик про сборища не понял, тогда ему намекнули: Петров, например, с компанией. Они же, кажется, старые знакомые? Петрик объяснил, что да, друзья детства, собираются иногда с жёнами и детьми. Тогда его опять спросили про дачу. И про машину. И правда ли, что он собирает антиквариат. Вот такой, братцы, гембель. С чего шорох, кто знает?
Алёша набрал воздуху и начал сначала. Объяснил, с чего шорох.
Миша возмущался: такой дурацкой выходки от Алёши он не ждал. Ну, не мог подписать, ну, принципы печень пережали — фиг с тобой. Но отказываться-то зачем? Уже видишь, куда собрание клонят — так заимей же срочный понос и выметайся из зала. Делай себе желудочные колики, острое отравление, что хочешь — но зачем же вот так упадать в отказ?
— Ты думаешь, чехи тебе хоть спасибо скажут? Или ты им поможешь? Ты б ещё на площадь попёрся, как те идиоты!
Петрик тоже отнёсся к делу без сочувствия. Хотя поначалу и старался тщательно подбирать слова.
— Старик, я понимаю твои чувства. Но если ты думаешь, что прав — так скажу тебе, что нет. Толку от твоей правоты, смотри, никакой, а неприятностей — целый вагон. Теперь, сам видишь: Миша на крючке, я на крючке — ради чего? Ах, ради спасения Алёшиной чести! Все в «гэ», а я в белом — так получается? А о Светке ты подумал?
Последний аргумент был ниже пояса, и Алёша взъярился. Он не в том был настроении, чтоб выслушивать сейчас нотации. Резко отпихнул кресло и встал.
— Вот что, хватит с меня этого нытья. Я отказался подписать мерзость — да. Сожалею, что вас из-за этого побеспокоили. И не обижусь, если вы расскажете КГБ всё, что сочтёте нужным.
Петрика аж качнуло, глаза его сузились. Он врезал Алёше прямым ударом в челюсть и, прежде чем Алёша успел встать, хлопнул дверью.
Свету тем временем очень приветливо принимал человек в сером костюме с серым же галстуком, представившийся Николаем Ивановичем. Даже кофейку приказал подать. Начал издалека: мол, очень приятно познакомиться, он много слышал о профессоре Быченко и его знаменитой помощнице с золотыми руками. Просто удивительно, что такая очаровательная, современная, образованная женщина, хоть сама, разумеется, безо всяких религиозных предрассудков, тем не менее позволяет детям ходить в церковь. Неужели у неё в семье нет своего голоса? А чему дети там хорошему могут научиться? Это ж начинается с ладана там всякого, а кончается прямым хранением и распространением антисоветской литературы. Нет, мы, конечно, вот такие книжечки не квалифицируем как прямую антисоветчину…