— Всех и сразу, духом! Смотри, золотко, не пропусти никого!
— Диму с Аллой, Вову, Сергея, Алёшу, тебя, Саню Барышева, это в Москве, ещё Марину с Петей Кузиных…
Дальше пошли имена незнакомые, и Света бесцеремонно прервала:
— Тут в Одессе — как должна была докладывать?
— В Городском саду, послезавтра, на скамейке, где львица, в одиннадцать двадцать, Шурику.
— Кто такой Шурик?
— Не знаю… должен подойти и сказать, что он Шурик.
Инна хотела унять дрожь, чтобы Свету не сердить, но не могла. Она ревела уже:
— Я… не хотела…
Света отпустила её руку и свою отряхнула. Чего эта дрянь не хотела — пускай сама теперь рассказывает. Без её помощи. Прошла сквозь полукольцо обалдевших приятелей и стала спускаться вниз, не оглядываясь.
Теперь можно было и домой.
Ку-да?
Добираться до города было около часу, и было время подумать, что теперь делать. Собраться и уйти с детьми к Наташе? Вышвырнуть Алёшины вещи из квартиры, и пусть сам убирается на все четыре стороны? Нет, раньше — просто посмотреть ему в глаза. Это просто ужасно — что можно любить человека так, что теперь от этого непонятно, что делать, только трудно дышать от боли.
Она звонить не стала, открыла дверь своим ключом. Миша сидел в их комнате, крутил Алёшин приёмник перед пепельницей, полной окурков. Вскинулся:
— А Алёшка где?
— Не знаю я, где.
— Постой, ты что, сама приехала? А Алёшка?
— Что ты мне про Алёшку!
— Так он же поехал за тобой. Ему позвонили, сказали, что тебе плохо, он сразу сорвался…
— Откуда позвонили?
— Ну, оттуда… Ты видела его?
Света села. Миша налил ей компоту из холодильника.
— Светка, ты только не волнуйся. Я слушал: только тех арестовали, что в Москве вышли на площадь, больше, получается, пока никого. А он же даже протест не писал, он только не подписал ту телегу. Ты пей компот давай, и будем сидеть и ждать. Он просил меня пока побыть тут на телефоне.
Телефон уже год как провели в их квартиру, он стоял на тумбочке в коммунальном коридоре. Но никто не звонил, и к десяти вечера стало ясно, что Алёша домой не вернётся. Тогда сел названивать Миша. А Свету, чтоб не мешала, чай погнал заваривать.
Она уже заварила, поставила чашки с синими блюдечками. Спохватилась, что Миша голодный, наверное, и накроила докторской колбасы с хлебом. Алёша всё забывал наточить оба ножа, они резали один паскудней другого.
Сидела на тахте, балансировала ложечкой на кончике пальца. Ложечка качалась, как маленькое коромысло: туда-сюда.
Миша вошёл в комнату, сияя.
— Всё выяснил! Его повязали по хулиганке на пятнадцать суток, он в спецприёмнике сейчас. В три часа взяли. Значит, и выпускать будут в три. Не дрейфь, Светка, это же не срок, это так — административный арест. Значит, его пугают просто. Соли на хвост вместо отпуска… Если бы срок — сразу взяли бы по-настоящему.
Это Миша врал. Знал, что бывало и такое: раньше сутки, а потом уже — предъявление обвинения. Света на него взглянула и поняла, что врёт.
— Ну, Светка, ну погодим. Я завтра постараюсь выяснить по контактам, что к чему. Я сейчас только Ленке позвоню, ладно?
Он позвонил Лене и сказал, что ночует у Светки. Её не надо сейчас оставлять одну. Ну, он потом объяснит. И путь бы Ленка тоже приехала. Ну конечно, и Илюшу одного на ночь нечего оставлять. Но с утра! Ему ж на работу завтра, а Светку, он же говорит…
Лена была на Гаванной в восемь утра, как штык. Во второй половине дня приехал Петрик. Миша появился ближе к вечеру. Что мог — узнал, но наверняка такие вещи не выясняются, КГБ ж не спросишь впрямую. И звонить туда — дураков нет: они того и ждут теперь.
Но, если всё сопоставить, получается так: в КГБ Алёша пробыл недолго. Не вышло, видимо, разговора. Его выпустили и взяли на улице под вымышленным предлогом. И, если бы хотели арестовать надолго — уже бы обыскивали квартиру, литературу бы искали. Кстати, литературу — ох же, он задница, не сообразил вчера! — надо немедленно из квартиры унести. На всякий случай. Ах, они с Леной уже? Хорошо жениться на умных женщинах!
Но, раз до сих пор не обыскивают — вряд ли и начнут. Видимо, Алёша просто отказался с ними говорить, вот они злость и срывают. Воспитательное мероприятие. Чтоб кисло в чубчик. Так часто делают. Только Света не должна волноваться, если ему там, в спецприёмнике, ещё полмесяца добавят, это обычная практика.
Петрик выложил на стол пятьсот рублей. Всякой там фигнёй с конвертами он ни себе, ни людям голову не морочил.
— Ты не брыкайся, Светка, ты слушай сюда. Ты знаешь, когда вдруг могут понадобиться? Пока вернётся, пока то да сё. Чтоб ты это время на трамваях не ездила. Завтра заделаем ему передачку. Я лучше твоего знаю, что не принимают! А твоё дело — приготовить. Ну, пожрать там и прочее. Щётку зубную, свитерок. Там постели не дают. А я концы найду передать. Их на консервный завод на работу гоняют, я знаю.