Подрастая, Джулио осознал, что расспросы об отце расстраивают Бьянку и злят Джованну, и предпочел больше не спрашивать. Мир в громогласной семье Канти был делом хрупким, и без надобности разрушать его не хотелось. Посте-пенно всем соседям тоже стало не до него, у ровесников началась своя жизнь, но Джулио не покидало ощущение, что старшее поколение знает о его рождении что-то, чего ему не рассказали. То, из-за чего его мать угасает раньше времени и чего стыдится, из-за чего не пропускает вечерней службы в церкви и часто молится по ночам.
Она умерла, когда ему исполнилось двадцать девять. Спустя несколько дней после похорон он зашел в ее комнату и вдруг понял, как сурова и скупа обстановка вокруг. Только присутствие Бьянки, теперь утраченное навсегда, делало эту комнату светлой и красивой. Без нее остались просто рассохшийся комод, кровать, распятие и шкаф, полный темных строгих платьев, пахнущих розма-рином и цитрусовой цедрой. Здесь, на верхней полке он и нашел шкатулку. Не-смотря на то, что ключ так и остался лежать на успокоившейся груди матери, Джулио захотел открыть ее и взломал замок. Фотография была там.
Прояснилось многое, почти все. Мужчина с красивыми чертами лица был похож на звезду кино, если бы не черная военная форма. На петлицах рельефно выделялись две молнии руны «зиг».
- Все-таки СС - пробормотал Джулио себе под нос. Он давно (по прозви-щам, по брошенным вскользь словам Джованны, часто бывавшей невоздержан-ной на язык) догадался, что отец был немцем. А год рождения намекал на вме-шательство войны. Значит, вот как война ворвалась в жизнь Бьянки - в обличье этого мужчины.
На обороте фотокарточки имелась надпись, сделанная крепким чеканным почерком:
«Любимой Бьянке Ульрих Фрай. Сорренто, декабрь 1941»
Человек войны. Что делал в Сорренто Ульрих Фрай зимой сорок перво-го? Как он познакомился с Бьянкой? Раньше, когда войну еще не прихватило инеем истории, Джулио часто доводилось слышать полуслухи и полулегенды про Лебенсборн, про светлокудрых девушек и зловещих красивых эсэсовцев, создающих новую расу. Но он знал, что это не имеет к нему никакого отноше-ния: Бьянка не была арийской девой, она была итальянкой с жаркими глазами, тонким носом с трепетными ноздрями, и южным характером, хотя в нем и чувствовался надлом, который появился Джулио подозревал именно из-за его рождения. Бьянка сохранила фотографию Ульриха Фрая, и это значило многое, но Джулио смирился с тем, что никогда, вероятно, не узнает их историю. Можно только вообразить, дав волю фантазии, ту далекую зиму в Сорренто и дремлю-щую громаду Везувия в прозрачности воздуха над заливом. Вкус лимончелло на губах, когда они целовались. Долгие велосипедные прогулки по рощам и узким извилистым улочкам. Сколько было у них времени, неделя, две, месяц? Зная свою мать, Джулио был уверен она влюбилась без памяти, до бесчувствия. Только любовь могла стать причиной тому, чтобы спустя девять месяцев родился ее сын.
А потом человек войны исчез. А Джулио остался.
И теперь сын хотел разыскать отца - что может быть естественнее? Узнать, жив он или умер, и как прожил жизнь вдали от того, к чьему появлению был причастен.
Думая про Ульриха Фрая (и никому не заикаясь об этом), Джулио гнал от себя образы, вспыхивающие при одном только упоминании о Ваффен-СС. Принимать их он не хотел он хотел оправдать Ульриха. Ведь могло же быть так, что он, вот именно этот человек ничего плохого и не делал? На фотографии в уголках его губ таилась улыбка, которую полюбила мама. Этот человек называл маму «любимой Бьянкой». Он совсем не был похож на дьявола, кем считала его бабка Джованна. Спокойное лицо, высокий лоб с ранней морщиной, умные гла-за с прищуром. Джулио скорее обвинил бы бабку в предвзятости и несправедли-вости, чем отца в жестокости. Даже несмотря на то, что был с ним незнаком. Он так привык перечеркивать знак равенства между именем Ульриха Фрая и его войсковой принадлежностью, что в какой-то момент полностью уверился, будто знака этого и вовсе не существует. Ведь могло же все это быть неправдой? Может быть, он просто шутки ради (сомнительной, надо признать) нацепил на себя форму СС, сфотографировался и тут же снял? Или фото было сделано, ког-да Ульрих заплутал, ошибся, очаровался общей идеей, а когда разобрался, что к чему, тут же унес ноги подальше. Только вот куда Он не мог быть исчадием ада, потому что был его отцом, - простая арифметика складывалась в голове Джулио.
Несколько лет он посылал запросы. Но после войны союзники разодрали Германию на куски, и это затрудняло поиски. Джулио чувствовал себя крупицей песка, которая пытается найти в дюне другую песчинку. Иногда его подхваты-вало ветром и несло в другую сторону, он переезжал в Милан, женился, растил детей, снова переезжал, уже с семейством. Видел в зеркале первую седину на висках. Обзаводился коллегами, друзьями, приятелями, соседями, которые теперь уже не знали про него ничего сомнительного или нечистого. И тогда Джулио решил, что уже не найдет Ульриха в настоящем. И может думать про него ровно то, что хочет про него думать.