Спустя два дня жена Джулио примчалась с почты, запыхавшись, в большом волнении тряся конвертом. В конверте ждал ответ на очередной запрос: в Германии нашлась могила Ульриха Фрая. И больше никаких подробностей.
И вот теперь, после всех границ, пропахших табачным дымом вагонов, про-пусков, виз, вопросов и косых взглядов, Джулио Канти стоял здесь. Из Сорренто он привез в тряпичном мешочке горсть земли с могилы Бьянки. Ему показалось правильным привезти эту землю сюда, чтобы как-то примирить двух мертвых, некогда ставших его родителями
Он трижды перечитал предоставленные ему документы в архиве мемориала. Но только взяв личное дело Ульриха Фрая, и увидев на фотокарточке знакомые по другой фотокарточке глаза, Джулио поверил. Молнии в петлицах не наврали. Они даже пощадили его когда-то, не сказав всей правды.
Джулио вышел на свежий воздух. Здесь было холоднее, чем в Италии, намного. Пробрасывал дождь, люди кутались в плащи, заматывались в шарфы до самых посиневших хлюпающих носов. Гнусная погода была под стать гнусному месту мемориалу концлагеря. Джулио подумал: неужели Ульриху нравилась такая погода? Или это место? Почему он был здесь, почему работал в штате надсмотрщиков концлагеря шесть долгих лет? Почему не попросил, чтобы его перевели? Должно же быть приемлемое объяснение чтобы Джулио мог понять все это Он так продрог, что тряслись губы, и в этом было что-то старческое, как будто постыдное. В голове поселилось нечто большое и неповоротливое, как скомканная оберточная бумага, которая шуршит, не умещается и все норо-вит расправиться и занять больше места, чем нужно. Джулио вдруг четко, будто наяву, привиделась мать со склоненной головой. Он часто видел ее такой: зате-ненные бессонницей глаза и пересохшие губы, шепчущие молитву. Только ему никогда не приходило в голову спросить, о спасении чьей души была молитва.
Теперь Джулио стоял у самого забора концлагеря. И знал, что прямо перед ним, где-то под чахлой осенней травой, в общей яме лежит его отец. Ульрих Фрай работал здесь, и здесь же погиб в апреле 45-го, во время операции по освобождению лагеря советскими войсками. То ли застреленный солдатами, то ли растерзанный недавними заключенными. Родных у Ульриха не нашлось, и он так и остался тут.
Джулио держал руки в карманах, тщетно пытаясь согреться, и пальцами в растерянности перебирал мешочек, внутри которого сухо поскрипывала земля. Она, кажется, была единственным в этом месте, что хранило хоть какое-то теп-ло и ощущение нездешнего, мирного и чистого. И Джулио почувствовал, что не хочет расставаться с этой землей. «Ведь вполне можно засыпать ее в рот и проглотить » - подумал он и еще больше растерялся от такой вопиющей мысли. Неподалеку, прочавкав по луже сапогами и ботинками, остановилась экскурсионная группа, и гид продолжил вещать:
- Осенью сорок первого года сюда доставляли военнопленных с Восточного фронта и расстреливали. По разным подсчетам, за две недели здесь было убито от 10 до 18 тысяч советских солдат. То есть вы можете себе представить? По тысяче людей в день После этого участвовавшим в расстреле эсэсовцам в качестве награды за проделанную работу были даны отпуска на остров Капри и в Сорренто.
Знакомое слово, имя города, от которого веяло зноем, запахом апельсинов и выловленных на рассвете мидий в перламутровых створках Пальцы сами собой сжали мешочек с крохотной частью этого рая.
Экскурсионная группа давно скрылась в одном из бараков музея. А Джулио Канти все стоял и не знал, что ему теперь делать.
11-13 сентября 2013
Без языка
Все было распланировано. Но то, что на бумаге смотрелось гладко, в действительности снова начало расползаться, путаться и разваливаться. Вернер поймал себя на мысли: «вот всегда так с этими русскими», но вовремя одумался кому он врет, в Германии так тоже бывает.
Вообще соблазн сравнивать появлялся постоянно, но Вернер старался держать себя в руках. «Досравнивались однажды уже, хватит - думал он. Те-перь вот который год хороним людей. А который, кстати? Шестьдесят девятый пошел, с окончания войны. Уфф ».