- Мало.
- Правильно. Мало. Очень мало. А теперь ответь: они готовы за тобой под пули?
- А у тебя?!
- Ты погоди мне отвечать вопросом на вопрос. Мы ещё до меня доберёмся. Ответь: готовы? И сколько их? Точную цифру назови мне, пожалуйста. Будь так добр.
- Два десятка наберётся, – зло сказал Городецкий.
- Это неплохо. Неплохо. А потолок этих людей знаешь?
- В каком смысле?!
- Сможешь каждому из этих двух десятков доверить хотя бы по министерству?
- Нет, – Городецкий дёрнул головой. – А у тебя – сколько?! И министров из них – сколько?!
- Даже если у меня есть несколько тысяч штыков, готовых броситься в бой по моему приказу – это ничего не решит, Варяг. Поверь – ничего.
- Круто.
- Не дай заворожить себя цифирью, дружище. Цифирь – это чепуха. Я не Троцкий, переворот устраивать не стану. Переворот и заговор – это не наше оружие. Не наше. Вот совершенно. План сработает, если он направлен вдоль вектора мировой линии. А не против и не поперёк. Поэтому нужно придумать такой план, который бы соответствовал этой линии. А если мы с тобой сейчас примемся возрождать Россию образца тринадцатого года, мы и месяца не продержимся – даже если Глазунов или Шлыков захватят вокзалы с телеграфами и костьми там лягут.
- Ага.
- Ты-то у нас кто? Сталинец?
- Несгибаемый, – зло ощерился Варяг. – Я твои записки сумасшедшего целый год читал – всё смеялся. А потом стало мне не до смеха.
- Вот видишь. А теперь представь себе. Сталин у нас кто? Зверь. А ты да я да мы с тобой – мы такие же?
- Ну, ты, – даже и не знаю теперь, – хмыкнул Городецкий. – Но я… Льщу себя надеждой, что нет. Может, только льщу?
- Не думаю. Думаю, что ты не такой. И что же мы в таком случае имеем, дорогой товарищ Варяг? Вот мы их перестреляли всех, тонкошеих. Всех, сколько их там есть. Двадцать, тридцать, пятьдесят. Двести. И что мы будем делать с тобой после того, друг мой любезный? Учредительное собрание созывать? Съезд рабочих, крестьянских, солдатских и прочих депутатов? Или диктатуру будем устанавливать? Диктатуру, диктатуру, Сан Саныч. Ничего другого нельзя. Работать не будет. А у нас – война на носу. Четыре года. Ну, пять. Ну, шесть – больше не вытянуть. Я японцев давил, давил – вроде бы додавил. Но там – проще, там всё-таки нечто вроде поддержки на самом высоком… Ты что?
- Гур. Ты это… Ты, случаем, не того?!
- Сан Саныч, я тебе позже всё расскажу-покажу. Не сейчас. Сейчас нас СССР интересует, в первую очередь. Так ответь мне, Варяг: мы в февраль будем играть – или всё-таки в октябрь? А? У меня такое стойкое ощущение, что в октябрь. Лет десять, даже восемь назад, при НЭПе – ещё можно было потрепыхаться. Но сейчас – не верится мне. Или ты думаешь, что, стоит тебе вождей расшлёпать, так тебя сразу примут с распростёртыми объятиями в братскую семью народов Европы и Америки? Поверь мне – ну, даже близко ничего подобного. Поверь – это всё сказки, что Россию ждут в кругу цивилизованных держав. Ждут – только в качестве Китая, чтобы делить и употреблять. Своё право быть великой державой надо выдрать – и выстрадать. Ну, допустим – всех большевиков, – и троцкистов, и сталинцев – завтра перебили. И – что? Опять семнадцатый год? Или мы эмигрантов наших разлюбезных пригласим – приходите, дорогие, княжить и володеть нами?
- Ну, это очевидная глупость.
- Вот именно. Своих надо растить. Родных. Собственных. Да, конечно, ребят и девчонок из тех, что сейчас по Прагам, Белградам и Софиям учатся, можно будет влить в этот суп, но это – капля в море. Да и сколько из них добровольно в нищую, голую да босую Россиюшку добровольно поедут, от тёплых ватерклозетов и сдобной французской выпечки? А теперь ответь. Сколько тебе, честному и справедливому, не кровавому злодею, а рыцарю и джентльмену, потребуется времени, чтобы выстроить аппарат на замену сталинскому? А ты учти, мой дорогой, что сталинский аппарат только в сталинских руках работает. Он его под себя кроил. А ты этот страх перед Сталиным уберёшь – и что у тебя получится?