- Я знаю, – оборвал её Гурьев. – Мои манеры возмутительны, и вам предстоит приложить немало усилий, чтобы их как следует обтесать. А это непременно должен быть герцог?
- Если вы хотели меня разозлить, можете считать, что вам это превосходно удалось, – Рэйчел смотрела на него тёмными от гнева глазами, и на высоких скулах полыхал почти лихорадочный румянец. – А теперь потрудитесь объяснить, для чего вам это потребовалось.
- Легко, – Гурьев усмехнулся. Рэйчел обмерла, мгновенно – не столько поняв, сколько почувствовав: в сравнении с выдержанной, словно хороший французский коньяк, яростью этого мужчины день Страшного суда покажется милой забавой отнюдь не только ей одной. – Мне любопытно, насколько вы тщеславны.
- И меркантильна?
- О, нет, – Гурьев чуть повёл головой из стороны в сторону, и серебряное пламя в его глазах чуть убавило накал. – Не трудитесь даже притворяться.
- Вам необходимы очки-светофильтры. А мне, похоже, придётся обзавестись зонтиком от солнца, хотя в британском климате и то, и другое выглядит довольно нелепо.
- Когда вы сердитесь, ваши шутки от этого только выигрывают.
- И что это значит?!
- Это значит, что в минуту опасности вы не теряете головы. Наполеон любил повторять, что страх заставляет одних краснеть, а других – бледнеть, и набирал в свою гвардию только первых.
- Вы что же, испытываете меня?! – Гурьев с удовольствием увидел, как гнев в глазах Рэйчел сменяется недоумением и любопытством. – Ну, знаете ли!
Знаю, подумал Гурьев. Я очень хорошо знаю: бывает и так, что бледнеют даже те, кто обычно краснеет. Поверь мне, Рэйчел, я очень, очень хорошо это знаю.
- Вы совершенно правы, Рэйчел, – Гурьев покаянно вздохнул и опустил плечи. – Раз уж вы согласились мне помогать, мой долг – предупредить вас о том, что наши приключения могут быть отнюдь не только забавны. Как и убедиться в ваших способностях не впадать в панику при самых неожиданных сюрпризах. Надеюсь, вы когда-нибудь простите меня за несколько экстравагантную форму исполнения.
- Не исключено, – пробормотала Рэйчел, отворачиваясь слишком поспешно для того, чтобы Гурьев не догадался: она пытается не позволить ему увидеть свою улыбку.
- Как называется этот банк, Рэйчел?
- Какой? – она, кажется, даже не поняла в первое мгновение, что он имеет ввиду. – Ах, это… Зачем это вам, Джейк?
- Для полноты картины.
- Собираетесь его ограбить? – она снисходительно улыбнулась.
- Думаете, не получится? – улыбнулся в ответ Гурьев.
Рэйчел некоторое время его пристально разглядывала. Потом кивнула:
- Я думаю, вы из тех, у кого получается многое из того, что хочется… Если не всё.
- Итак?
- "Бристольский кредит"… Что?
- Ничего.
Неужели она что-то заметила, подумал Гурьев. Нет. Нет. Не может быть. "Бристольский кредит". Вот, значит, как. Что ж. Я, конечно, не герцог, но мне всё-таки придётся, видимо, задержаться.
Ливерпуль – Лондон. Март 1934 г .
- Я поселю вас в пансионе "Гарнелл", – сказала Рэйчел, когда они сели в купе первого класса в экспрессе, который должен был домчать их из Ливерпуля, где пришвартовался "Британник", до Юстонского вокзала в Лондоне за рекордные четыре с половиной часа. – Это недалеко от нашего дома, и…
- Я не могу жить в пансионе, – вздохнул Гурьев. – Мне нужно жильё, моё собственное. Какой-нибудь чердак, неважно, какой, но мой. По целому ряду соображений. Вы поможете мне снять что-нибудь?
- Этим я ещё не занималась, – улыбнулась Рэйчел. – У моих клиентов никогда не было подобных капризов. Могу помочь вам снять дом, если хотите.
- Дом?! – испугался Гурьев. – Что делать одному человеку в пустом доме?!
- Ну, почему же непременно пустом, – пожала плечами Рэйчел. – Наймите прислугу, камердинера.