Он вошёл буквально за несколько секунд до звонка, коротко извинился перед Цысиным, удивлённо посмотревшим на него, и улыбнулся школьникам – всем сразу:
– Сомов, Остапчик, Чердынцева. Задержитесь, пожалуйста, на несколько слов.
Прозвенел звонок. Ребята покинули класс – все, кроме тех, кого назвал Гурьев. Двое парней и девушка остались на своих местах. В глазах – ожидание, удивление, интерес. А у Даши… Он снова улыбнулся:
– Фёдор, Степан, подождите в коридоре. Я вас позову, – и, когда ребята вышли, наставил колючий взгляд на Дашу: – Давай, дивушко, начистоту. Ты мне сказала, будто никого из наших пляжных знакомцев совсем не знаешь. А вот они, похоже, тебя знают, и неплохо. Четвёртого дня я за собой «хвост» срисовал.
– Что?!
– Слежку, Дарья. Слежку. Дилетантскую, но настойчивую. Я слушаю тебя.
– Я ничего не знаю, Гур. Честное слово.
– Мы ещё в школе, – Гурьев растянул губы в подобие улыбки. – Ты обещала.
– Извини…те. Я честное слово ничего не знаю.
– Тогда давай думать, Дарья. Угадывать давай. Что такое это может быть.
– Я ни с кем из них не водилась, – нахмурилась Даша. – Никогда.
– Ну, допустим. Отшила когонибудь из них не очень вежливо?
– Нет, – упрямо вскинула подбородок девушка. – Никогда я ни с кем из них близко не сталкивалась. Я не знаю.
– Я тебе верю, дивушко, – мягко сказал Гурьев. – Верю. Но я беспокоюсь, и не без оснований. Потому что эта публика на тебя определённо нацелилась, и нацелилась весьма конкретно. Ты подумай, пожалуйста, почему. И, как надумаешь, сразу скажи мне.
– А Федю со Стёпкой зачем…
– Ребята крепкие, будут провожать тебя в школу и из школы вместе с Денисом Андреевичем. Пока я не распутаю эту пинкертоновщину.
– Вот ещё! Я…
– Цыц, – ласково сказал Гурьев и так посмотрел на Дашу, что ей расхотелось возражать. – Ты обещала не мешать мне работать. Устав учила?
– Учила, – Даша чутьчуть неуверенно улыбнулась и убрала выбившуюся прядку солнечных волос за ухо, – таким безнадёжно знакомым жестом, что сердце у Гурьева метнулось, как птица в силках.
– Выполняй, дивушко. И подожди в коридоре, а ребят сюда пригласи.
Парни вошли снова в класс, замялись.
– Присаживайтесь, ребята, – вздохнул Гурьев. – Дело такое.
К концу своей недлинной повести Гурьев в который раз убедился: нинсо [33]– полезнейшая наука. Иногда – так и вовсе незаменимая. Обоих ребят совершенно правильно он вычислил. Парней просто распирало от гордости за оказанное доверие:
– Да мы эту шваль, Яков Кириллыч!..
– Пусть только сунутся!
– Нуну, спокойствие, бойцы, спокойствие. Скорее всего, кулаками махать не придётся. Но на всякий случай мы сейчас всей командой спустимся в спортзал к Денису Андреевичу и проведём короткий ликбез по самозащите.
– С Боцманом?! Ой.
– Со мной, – усмехнулся Гурьев. Смотрика, угадал я с прозвищем, подумал он.
Они вошли к Денису, посмотревшему на них удивлённо:
– Дополнительные занятия?
– Факультатив, – кивнул Гурьев. – Сначала с юношами. Вы можете заниматься своими делами, Денис Андреевич. Даша, посиди, посмотри, тебе полезно будет.
– Я тоже посижу. Если разрешите, – расплылся в ухмылке Шульгин.
– Ну, как знаете.
Гурьев заставил ребят снять обувь и разулся сам:
– Показываю сначала быстро, потом медленно и по частям.
Через четверть часа Фёдор со Степаном сделались красные и запыхавшиеся. Гурьев расстроенно покачал головой:
– Да, с дыханием совсем плохо. Завтра продолжим. Ребята вы ничего, но заниматься придётся всерьёз.
– А выто и не устали совсем, – завистливо пропыхтел Остапчик.
– Это службишка, не служба, – Гурьев, улыбнувшись, чуть наклонил голову к левому плечу. – Идите, ополоснитесь, я пока с Дарьей позанимаюсь. Иди сюда, дивушко.
Когда Даша подошла к нему, он спросил, прищурившись:
– Знаешь, какое у человека мужчины самое больное место?
– Знаю, – кивнула Даша.
– Сразу туда бей, – тихо сказал Гурьев. – Не думая и не сомневаясь. Коленом, изо всех сил, а ещё лучше – два раза подряд, потому что нужно обязательно попасть, а это далеко не всегда получается. Давай. Сейчас проработаем.
Гурьев уронил Дашу на пол стремительной подсечкой. Не на жёсткие доски – на мат, но всё равно это было чувствительно. И боковым зрением увидел вскочившего Дениса. Ох, боцман, выдержки у тебя ни на грош, опечалился Гурьев, придётся и тебя наставлять на путь истинный. Увидел, как девушка стукнулась головой, увидел изумление в её глазах, мгновение спустя сменившееся страхом. У него всё внутри ныло от жалости, но он знал – надо. Надо! Даша инстинктивно сжала колени, а Гурьев уже был сверху. И таким движением разломил ей ноги… И прорычал:
– Бей. Ну?!
– Я… не могу… – прошептала Даша. Глаза её наполнились слезами, она закусила нижнюю губу. – Не могу…
– Бей!!! – рявкнул Гурьев. Так рявкнул, что Даша, зажмурившись, ударила.
Он ушёл от её удара – легко. Встал сам, протянул Даше руку, помогая девушке подняться:
– На первый раз сойдёт, но! Плохо, дивушко. Очень плохо. Это не я, понимаешь? Злость должна быть обязательно. Злость, но не ярость. Ярость мешает, а злость помогает. Голова должна оставаться холодной. Страх, если научишься с ним правильно обращаться, удесятеряет силы и стимулирует высшую нервную деятельность. Ещё раз.
Снова стремительная подсечка, Гурьев над Дашей, вскочивший Шульгин. На этот раз Даша ударила без напоминаний.
– Лучше, Дарья. Почти нормально. Руки освобождаем вот таким способом, – он продемонстрировал выход из блокировки, заставил девушку повторить несколько раз. – Ну, ничего, ничего. А теперь, когда руки свободны, вот так, – он взял руки Даши в свои, поставил её пальцы у себя на лице в нужное положение, зафиксировал: – Это называется – «болевые точки». Если на них давить, человек от боли перестаёт соображать и начинает вопить так, что собаки в радиусе пяти километров сходят с ума от собственного лая. Поняла?
– Да.
– Тренируем.
Он ещё раз уронил Дашу на маты, навис над ней. Девушка вывернулась, вцепилась пальцами ему в лицо. Больно она ему не сделала, но прикосновение он почувствовал, – на не особо подготовленных к сопротивлению хорьков подействует. Он осторожно отвёл её руки и улыбнулся:
– Ну, вот. Такой ликбез, дивушко. Не растеряешься?
– Нет, – проворчала Даша, поднимаясь с его помощью и одёргивая платье.
– Смотри, – погрозил её пальцем Гурьев. – Я в тебя верю. Завтра после уроков – повторение с закреплением. Ну, ты чего?
– Ничего, – Даша посмотрела на него и исподлобья и ещё больше нахмурилась. – Ты можешь женщину ударить, да?
– Могу, – Гурьев спокойно выдержал её взгляд. – Много чего могу, дивушко. Уж извини.
– Я… Я тебе не верю. Ты не такой, – тихо сказала Даша, кинув взгляд на прибалдевшего Шульгина. – Ты просто за меня испугался, вот и…
– Ну, и не без этого, – утвердительно опустил подбородок Гурьев. – Но это не принципиально.
– Принципиально.
– Хорошо, – Гурьев тоже нахмурился, но в этот момент в зал вошли Фёдор со Степаном.
Гурьев тотчас же этим воспользовался:
– Всё, дорогие. Давайте – Дашу в охапку, доставите до места, потом – по домам, на сегодня достаточно. Завтра после уроков – снова здесь. От Дарьи – ни на шаг. В школу и из школы, до особого моего распоряжения. Денис Андреевич. Вперёд, – он демонстративно кивнул Шульгину и повернулся к школьникам спиной, демонстрируя полное спокойствие и окончание аудиенции.
Когда дверь за ребятами затворилась, он посмотрел на Шульгина:
– Рот закрой, боцман. Сейчас все вороны туда слетятся.
Челюсти Шульгина сомкнулись с таким звуком, что Гурьев едва удержался от усмешки:
– Да ладно тебе.
– Ээх! Заходи, кума, любуйся… Ну, ты и зверюга, командир! Это ж дети!
– Это дети. А жизнь не детская, Денис. Взрослая. Я бы даже сказал, чересчур, – Гурьев кивнул. – Ты давай, двигай, а то ребята сильно оторвутся. К ним не приближайся, делай вид, что погулять вышел. Давай, давай.