Ему не стоило так её прессовать. Просто по поводу этой злосчастной камеи возникли у него ассоциации вполне личного свойства. И ему не нужно было, чтобы она помчалась с этим письмом в «контору» – каяться и отмежёвываться. Неважно, пользует её ктонибудь там или нет.
Такой поворот беседы произвёл должное воздействие на Татьяну. Она поперхнулась, побледнела и вытаращилась на Гурьева:
– Вы… Я… Як… Як…
– Уймись, сказал, – прошипел Гурьев и, взяв Татьяну за лицо, встряхнул хорошенько. – Марш домой сию секунду. И сиди, я скоро приду. Не вздумай ходить никуда. Муж где?
– А… В ко… В коо… в командироооввке…
Приезжает муж из командировки, и видит… Гурьев чуть заметно усмехнулся. Просто анекдот. Совершенно по заказу.
– Пошла.
– У… Урооооки…
– Марш домой, кому говорю!!!
Татьяна, подстёгнутая его рёвом, как кнутом, подпрыгнула и вылетела вон, получив напоследок от Гурьева здоровенный шлепок по аппетитной, чутьчуть рыхловатой – на его взыскательный вкус – корме. Через пару секунд дверь открылась, и появился недоумевающий Шульгин:
– Что случилосьто?
– Брата у Таньки взяли, в Москве, – вздохнул Гурьев, доставая папиросы, зажигалку и спокойно закуривая. – Ну, ничего. Всё както складывается.
– Складывается?! Ты… Ты офуел, что ли, Кириллыч?!
Гурьев посмотрел на Шульгина так, что Дениса прошиб холодный цыганский пот.
– У меня много дел, боцман, – тихо проговорил Гурьев, с силой выдыхая дым через ноздри. – Некоторые из них будут приводить тебя в полный щенячий восторг, а некоторые не будут нравиться. Коекакие совсем не будут. Вот совершенно. Но придётся терпеть, боцман. Понял?
Денис некоторое время смотрел на улыбающегося, как на рекламном плакате, Гурьева. Потом вздохнул:
– Чего не понять.
– Вот и хорошо, – кивнул Гурьев. – Денис. Пожалуйста. Ты мне нужен. Пожалуйста. Я не могу объяснять. Это просто невозможно. Просто поверь. Пожалуйста.
– Ладно, чего там, – оттаивая и гордясь доверием, улыбнулся своей невероятной детской улыбкой Шульгин. – Я ж за тебя беспокоюсьто! Звереешь!
– Что у Таньки с мужем за проблемы?
– Это не у неё с ним. Это у него с ней, – вздохнул Денис. – Да Васька, похоже, махнул рукой давно. Они друг друга стоят, скажу тебе, командир. А что?
– Ты продолжай, продолжай. А как же борец за соцнравственность товарищ Маслаков?
– У неё это. Ну, в общем…
– Денис. Ты слова позабыл? – улыбнулся Гурьев.
– Щас вспомню, – зловеще пообещал Шульгин. – Ты не лезь в это говно, Яшка. Это говно…
– Дальше.
– Коновалов её на фую вертит. Понял?! Не лезь!
– Старший лейтенант госбезопасности Коновалов Николай Власьевич, – улыбнулся опять Гурьев. – Восьмого года рождения, член ВКП (б) с тридцатого, в органах с тридцать восьмого, до этого на комсомольской и партийной работе. Партийных взысканий не имеет, морально устойчив. Женат, сын шести лет. Жена, Коновалова Таисья… А, неважно. Денис?
– Кириллыч, – потрясённо выдохнул Шульгин. – Заходи, кума, любуйся! Что ж ты за зверь такой?!
– Я разберусь. Сходи, пожалуйста, шепни нашей любимой Аннушке, что Танька заболела. Мне нужно пять минут подумать в полном одиночестве.
Денис кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел.
Думать Гурьев не собирался. Вместо этого он вытащил из сейфа чемоданчик с «Касаткой» и, не мешкая, вызвал Городецкого. К счастью, тот сразу ответил, и Гурьев коротко изложил проблему.
– Забери её, Варяг, если жива ещё. Очень мне почерк понравился.
– Что тебе далась какаято девчонка?!
– Секретарь. Каждый человек на вес золота. Если это наш человек.
– А если нет? Ладно. Я посмотрю. Твоё чутьё… Ладно. Жди звонка. Ещё чтонибудь?
– Да. Покопай на одного человечка. Рыжухин Николай Протасович, не числился ли такой типус в конторе гденибудь года до тридцать четвёртого. Это может быть и не настоящее имя, ты уж извини.
– Вот уж служба, так уж служба, – проворчал Городецкий. – У тебя всё в цвет?
– Да.
– А вот нет, – в голосе Городецкого прозвучало беспокойство. – Дальше.
– Атаман местный. Серьёзная фигура, Варяг. Без подготовки мне его не взять.
– Тааак… Выкладывай.
Когда Гурьев закончил, Городецкий тихо выругался:
– Ясно. А чего тебе с ним возиться? Возьми да сактируй его к едрене фене. Может, чистильщиков прислать?
– Нельзя, Варяг. Пока что – нельзя. Есть целый ряд процедурных нюансов.
– То есть?
– Нельзя, – с нажимом повторил Гурьев.
Городецкий некоторое время молчал, видимо, прислушиваясь, а когда заговорил, голос его звучал совершенно подругому:
– Что… Опять?!
– Я не знаю. Да или нет, я должен быть уверен.
– Нет. Ну, этого же просто не может быть.
– Я знаю, – Гурьев вздохнул. – Ты не подпрыгивай раньше времени, секретарь. Надо всё проверить, как следует. И если, как говорят в Одессе, «таки да», нужно быть готовым.
– К такому подготовишься… Ффу, – выдохнул в трубку Городецкий. – Твою мать, твою мать, твою мать. Гур, ты смотри, как липнет к тебе всякая гадость! Во что ты влез опять?!
– В то самое, – вздохнул Гурьев. – Я скоро тебе подробности доложу. Но вот не сейчас прямо. Веришь ли, нет ли.
– Добро. Я пришлю сведения, как только чтото будет. До связи, Гур.
Гурьев закрыл чемоданчик с телефоном, убрал его обратно в сейф и вышел из шульгинского «кабинета». Вот теперь я точно разомнусь, подумал он. Потому что предстоит мне сегодня весёленький вечерок.
Закончив тренировку, он ополоснулся холодной водой в умывальнике, растёрся жёстким вафельным полотенцем, оделся и вернулся в каморку к Шульгину, снова вынул чемодан с телефоном. Индикатор заряда батарей был ещё полон, а красная лампочка пропущенного вызова тревожно мигала. Гурьев набрал Городецкого.
– Где ты шлялся?!
– Извини, Варяг.
– Ничего, – пробурчал Городецкий. – Какие у меня делато? Подожду. Песталоцци! [85]
– Я извинился, нет?
– Проехали. Девочку я забрал.
– Сам забрал?
– Ну, а кому ещё твои личные поручения выполнять, Макаренко?! – рявкнул Городецкий. – Ладно. Плоха девочка. Совсем плоха. В санчасти у нас на Базе. Если очухается, велю ей свечку за тебя поставить.
– Там посмотрим. Ты дай команду, пускай поколют ей, плесень эту, флеминговскую.
– Ага. Я дурак, без твоих советов ни за что бы не допёр. Уже, педагог.
– Спасибо, Варяг.
– Спасибо многовато будет. Давай, работай. Ян Амос Коменский… [86]
Сталиноморск. 9 сентября 1940
Мне надо перестать метаться, это не дело, сердито подумал Гурьев. Мне необходимо утрясти всё. Это просто смешно. Я похож на какогото доисторического шамана, – увешанный амулетами, бегаю с мечем наперевес по советскому курортному городу на пороге пятого десятилетия двадцатого века. Это же просто немыслимо, как Рэйчел го… Господи. Рэйчел.
Перед тем, как войти в подъезд к Татьяне, Гурьев остановился и с раздражением окинул взглядом здание. Ну, понятно, собрали всю местную советскую «знать» в одном месте, чтобы легче было прореживать ряды. Это правильно. Только неужели не ясно, что в списках целей штабов вероятного противника, особенно штабов авиационных, такой вот домик – мишень номер один?! Дветри крупнотоннажные бомбы – и всё. Заходи, кума, любуйся, как говорит наш дорогой боцман. Вредители, как есть вредители, вздохнул Гурьев. Ни ума, ни фантазии. Слава Богу, что Чердынцев в элиту не вышел. Хорошо, Танечка. Интересно, квартирку ты передком заработала или как?
Он поднялся на этаж, позвонил в дверь. Ему пришлось подождать, пока Татьяна дошлёпала до двери.
– Кто там? – полузадушенно спросила Широкова.
– Свои, Танюша.
Защёлкали замки и задвижки, – раз, два, шпингалет, цепочка. Хорошо прячутся слуги народа, есть, видать, что прятать, подумал Гурьев. Дверь распахнулась. Татьяна открыла рот, а Гурьев, широко и ослепительно улыбнувшись, тут же ей его закрыл – своим.