Всё-таки не изменили, а наделили совсем другими, как-то по особому сконструированными телами. Или… нет, вряд ли сконструированными как-то по особому. Гораздо вероятнее, что наши тела были выращены, но по уже известному генотипу. Их генотипу. Мы же наследники керел. Почему я сразу не сообразила, что, скорее всего наши организмы идентичны их?
Услышав шаги, я быстро поднялась на безопасную высоту и, посмотрев вниз, тяжело вздохнула, увидев старого знакомого. Но вскоре поняла, что ошиблась — из-за деревьев вышла не компания Дмитрия. Шестеро людей с ещё более деформированными и разросшимися телами, похожие, но ещё сохранившие достаточно индивидуальных черт, чтобы удалось убедиться, что эти гуманоиды мне не знакомы. Значит, страшная болезнь поразила не только группу Дмитрия.
Присутствие изменившихся людей заставляло меня нервничать, хотя я и забралась достаточно высоко. Но даже находясь в безопасности, оказалось трудно унять дрожь, вызванную даже не столько устрашающим внешним видом, сколько запахом. Странным, несильным запахом этих людей. Вопреки ожиданию, от них пахло не гнилью и не отходами жизнедеятельности, даже дух болезни почти исчез. Впрочем, приглядевшись, я обнаружила, что ни язв, ни болячек практически не видно — кожа зажила, и теперь они не походили на гниющих заживо. Но запах… этот странный слабый запах… он одновременно и привлекал и отталкивал.
Бросив прощальный взгляд на монстров, когда-то бывших людьми (и не факт, что плохими), я вернулась в безопасную гущу крон.
52 — 55 сутки. Джунгли
На третий день после неприятной находки я направилась к лагерю группы Дмитрия, но уже не питая надежды на то, что их состояние могло улучшиться и, соответственно, не с целью навестить, а просто, чтобы оценить ситуацию. Последняя не улучшилась. Кожа и подлежащие ткани больных людей разрослись ещё сильнее, изменения стали ярче и заметнее, даже несмотря на то, что открытые раны затянулись и запах гнили исчез. Откровенно говоря, если бы я не приходила сюда почти месяц назад, то вряд ли бы поняла, что это те же самые существа. Речь их окончательно потеряла членораздельность. Приглядевшись, я заметила на одном из пальцев руки отдыхающего монстра вросшее, почти полностью погрузившееся в разбухшую плоть кольцо керел. Тот самый анализатор ядовитости, который давали каждому. Палец за кольцом приобрел нездоровую сине-фиолетовую окраску, ноготь почернел, и рядом с ним открылась большая гноящаяся незаживающая язва. Это можно считать признаком того, что поразившее старых знакомых заболевание быстро убивает разум, иначе, заметив дискомфорт, любой человек снял бы кольцо прежде, чем это станет невозможно. В тот раз быстро ушла, но уже назавтра вернулась, поставив перед собой цель: понаблюдать за поведением «мертвецов», обладающих живыми телами, но мёртвым разумом. Этим и занималась почти трое суток.
За это время я многое узнала об их повадках и образе жизни. К моему удивлению, несмотря на, казалось бы, частые конфликты, группа уживалась вполне мирно. В том числе, мне ни разу не удалось увидеть, чтобы они нанесли раны друг другу. Агрессия проявлялась неожиданными вспышками, человек вскакивал, начинал кричать на других и размахивать руками… Но уже через несколько минут останавливался, некоторое время недоуменно погукивал, как будто бы сам не понимал, почему совсем недавно так злился, и вскоре подходил к объекту психологической атаки с виноватым видом, осторожными прикосновениями и тихими звуками прося прощения, после чего вновь воцарялся мир. Кстати, как ни странно, жертвы агрессии реагировали на чужие приступы совершенно спокойно, не пытаясь оправдаться или ответить — просто поднимались, поворачивались к задире лицом и так стояли, как будто ожидая, пока нападающий образумится. В чём-то сходная картина наблюдалась и с пристрастием «мертвецов» к вещам. Они то активно боролись за свои «горы сокровищ», обычно это случалось при появлении новой добычи, то, гораздо чаще — совершенно не обращали на них внимания, позволяя другим членам группы брать и перекладывать вещи, как им заблагорассудится. Спала вся компания рядом, держась за руки и даже обнимаясь и прижимаясь друг к другу. Питание «мертвецов» не отличалось особым разнообразием, зато они сильно удивляли своей неприхотливостью: изменившиеся люди ели не только фрукты и клубни, но и жёсткие невкусные листья, кусочки коры, красный мох и многие другие непривлекательные в пищевом плане продукты.
Наблюдая за группой в тёмное время суток, я с удивлением поняла, что они в эти часы становятся очень тёмными (для моего «ночного» зрения) и почти невидимыми, в отличие от большинства других животных. Часто, даже если «мертвецы» находились непосредственно подо мной, их не удавалось разглядеть без того, чтобы не пришлось долго вглядываться и сильно напрягать глаза. Именно по этой причине вскоре я прекратила попытки следить за «мертвецами» в темноте. А заодно приспособилась определять их местоположение по издаваемым больными людьми звукам и запаху. И по ночам стала, несмотря на яркие цвета и, в целом, хорошую видимость, ориентироваться, в том числе, с помощью слуха и, особенно, обоняния, с помощью которого удавалось почуять изменившихся почти за километр.
Также я окончательно убедилась, что Дмитрий с друзьями не единственные жертвы страшной болезни. Она эпидемией охватила весь лес и поразила большую часть встречающихся разумных. Лишь дважды удалось найти небольшие, из пары человек, группы здоровых вменяемых людей. Но все остальные не просто страдали той же патологией, но и степень изменения их тел почти не отличалась от дмитриевской, отчего создавалось впечатление, что у всех «мертвецов» болезнь началась в один день. Или ещё того хуже — керели заселили джунгли уже нездоровыми людьми. Но зачем это могло понадобиться керелям? Постепенно, понаблюдав за многими «мертвецами» и ещё несколько раз мельком увидев нормальных людей, я заметила, что все оставшиеся здоровыми меньше ростом, чем заболевшие, даже если сделать скидку на быстрое увеличение размеров тела в процессе болезни. А однажды, натолкнувшись на труп изменившегося, окончательно уверилась в предположении, что это представители двух разных видов, только один из которых, более высокорослый, подвержен болезни, поскольку внутреннее строение «мертвеца» значительно отличалось от того, что я наблюдала у нормальных людей.
61 — 68 сутки. Верхний ярус джунглей
На шестьдесят первые сутки, когда жёлтая луна почти достигла зенита, к полудню, тёмному из-за солнечного затмения, у меня внезапно скрутило живот. Вскоре спазм прошёл и, списав его на случайность, я продолжила заниматься обычными делами. Но недолго, потому что вскоре приступ повторился, а потом ещё раз. Спазмы происходили всё чаще, из-за чего некоторое время я ломала голову над вопросом, чем же могла отравиться — ведь проверять любой предмет прежде, чем отправить в рот, вошло в привычку и происходило механически. Потом, почувствовав внутри себя шевеление, которое оказалось гораздо сильнее, чем раньше, ругнулась на беспокойных глистов — и только тут до меня дошло. В ужасе прокляла себя последними словами — питаясь чем попало, я, впервые почувствовав зарождающуюся внутри жизнь, естественно свалила её на подхваченный из-за сыроедения и отсутствия элементарной гигиены глистов, совсем забыв о случившемся при первом контакте с людьми. Судорожно устраивая гнездо и прислушиваясь к учащающимся схваткам, я потеряла голову от беспокойства. Но ведь мы же вроде принадлежали к разным видам, значит, детей вообще не должно появляться. Я закусила губу от силы очередной схватки. Межвидовое скрещивание. Межвидовое. Это плохо.