Против ожидания, роды прошли легко, хотя во время потуг я умудрилась незаметно для себя перегрызть ветку в руку толщиной. Их оказалось двое. Их. Не детей. Мои наихудшие опасения оправдались, и теперь я с ужасом взирала на двух шевелящихся монстров, мало напоминающих человеческих детей. Не люди, не звери, а нечто рептилоподобное, тощее, с непропорционально маленькими для детей головами. А у мальчика, кроме прочего, вместо четырёх было шесть конечностей — средние в виде каких-то недоразвитых плавников. Инстинкт говорил, что дети выглядят и пахнут ненормально, но он же толкал кормить, ласкать и оберегать. Сразу вспомнились предсказания керел о вымирании моего вида. Появление таких потомков вполне может оказаться первым шагом к гибели. Что из них вырастет? Хотя, если смотреть правде в глаза, вряд ли вообще хоть что-то, скорее всего они погибнут в течение нескольких дней. А что ещё следовало бы ожидать от противоестественного скрещивания?
Межвидовые полукровки. Монстры. Дети. Мои дети. Кровиночки. Я изо всех сил вцепилась зубами в руку, пытаясь перебороть материнский инстинкт, и сильная боль помогла ненадолго прояснить затуманенный разум. Я не буду плодить монстров и выродков. Никогда. И не стоит безрассудно продлевать мучения тех, кто либо и так обречён на смерть, либо положит начало конца целого вида разумных. Сжав зубы на предплечье ещё сильнее, я закрыла глаза и, собрав волю в кулак, приступила к уничтожению собственного потомства. Оно оказалось живучим, как насекомые — безголовые тела крепко вцеплялись в ветки гнезда, когда я пыталась сбросить их вниз, а головы моргали бесцветными выпуклыми глазами и щёлкали зубастыми пастями. Я едва смогла удержать тело под контролем, пока совершала сей омерзительный поступок. А потом громко, отчаянно закричала, срывая голос, возненавидев себя, весь окружающий мир и, особенно, керел, которые заставили принимать и воплощать в жизнь такие сложные решения. Как безумная, бросалась на стволы деревьев, пытаясь унять боль в душе, рвала зубами собственную плоть, клочьями вырывала подросшие волосы вместе с кусками кожи. Припадки бешенства перемежались приступами тупого отчаяния. Тогда я потеряла счёт времени, но позже, заглянув в компьютер, обнаружила, что безумие продолжалось чуть больше суток.
Я очнулась в разгар лунного дня. Голова кружилась, конечности дрожали от слабости, на правом предплечье мышцы оказались напрочь содраны и даже на кости видны отпечатки зубов. Левая рука выглядит чуть получше, даже пальцы шевелятся, хотя и превратились в кровавые гноящиеся отростки без ногтей. Во рту мерзкий привкус, а наполовину сломанный, загнувшийся вовнутрь клык в кровь изрезал язык. Кожа на груди изодрана, глубокие грязные ссадины воспалились и набухли. А на голове остался единственный тонкий пучок волос, кроме того, похоже, в безумии я сняла с себя большую часть скальпа. По крайней мере, прикасаться к затылку больно, и на руке остается кроваво-желтовато-зеленоватая липкая тягучая масса. Но психическое состояние, как ни странно, вернулось в норму. Произошедшее воспринималось как что-то далёкое и почти безразличное. Теперь я снова считала, что поступила разумно, ликвидировав полукровок, хотя всё равно никогда не смогу забыть о случившимся.
Медленно и с трудом, через болезненную слабость, я кое-как добралась до ближайших фруктов и осторожно погрызла их уцелевшими остатками зубов. Избавившись от сумасшествия, я снова захотела жить. Поскольку никаких антисептиков и вообще средств первой помощи нет и вряд-ли удастся найти, остаётся надеяться только на то, что организм сам справится со всеми ранами. Единственное, чем я могу помочь своему телу, так это обеспечить его достаточным питанием и отдыхом. Этим я и занималась целых шесть суток. К огромной радости, уже на следующий день стало очевидно, что и иммунитет, и регенерационный потенциал моего нового тела гораздо выше, чем раньше. Как только пальцы достаточно окрепли, вытащила из челюсти сломанный клык и посетовала, что теперь, скорее всего, придётся привыкать измельчать пищу с помощью ножа. Пока организм активно латал сам себя, меня постоянно мучил голод и часто бил озноб. На второй день ссадины затянулись, и к вечеру покрылись нежной кожей, на третий я с трудом сдерживалась, чтобы не расчесать до крови пальцы, на которых через молодую кожу прорывались новые ногти, на четвёртый начали резаться новые зубы. Последнему событию обрадовалась больше всего, ведь оно давало надежду через некоторое время вернуться к нормальному питанию. В тот же день окончательно восстановилась содранная с головы кожа и затянулся неприятный разрыв на ухе. К концу шестых суток даже изгрызенная до кости рука зажила и почти обрела прежнюю подвижность, хотя на ней и остался глубокий уродливый шрам, который постепенно уменьшался, пока через пару недель не исчез полностью.
Утро — день 69 сутки. Джунгли
Как только к телу вернулась прежняя подвижность, я с удвоенной энергией возобновила исследования, поскольку, кроме прочего, это хорошо помогало отбросить бессмысленные сомнения. Спустившись вниз, я почти сразу же натолкнулась на полусъеденные подгнившие останки представителя своего вида. К выводу, что мы с трупом находимся в родственных связях, подталкивали слишком длинные характерной формы стопы и хорошо развитые пальцы на ногах, что не характерно ни для «мертвецов», ни для их жертв. Но в остальном… Мужчина обладал более высоким ростом, чем даже изменившиеся в результате болезни выросшие люди, а уж мой превышал более, чем в полтора раза. Попросту говоря, при встрече я бы доставала ему где-то до пояса. Когда-то мёртвый представитель моего вида был пепельноволосым, с длинными и густыми бровями, усами и бородой, а также густо обшерстёнными заострёнными ушами. Преодолев нежелание касаться разлагающегося трупа, внутри и на поверхности которого копошилось множество личинок и насекомых, я заставила себя приступить к вскрытию. Всё-таки, это, можно сказать, первая «встреча» с представителем своего вида. Пока есть такая возможность, надо максимально её использовать и извлечь всю возможную информацию.
Вскрытие показало, что мой вид сильно отличается как от «людей», так и от «мертвецов», причём больше похож на первых. Но всё равно в гораздо меньшей степени, чем два других вида между собой. Я резала, фотографировала и рассматривала труп, пока не поймала себя на параллельном поедании жирных личинок, выползающих из объекта исследования. Это открытие сильно подпортило настроение, но я всё же закончила препарирование трупа, стараясь получше следить за своими инстинктами. Однако в самом конце отвлеклась и опять поймала себя на процессе перекуса. Поспешно перепроверив, всё ли осмотрено и сфотографировано, поспешила уйти от тела. Хотя воспоминания о червоедении не портили аппетита, сама мысль о возможности поглощения чего-то, что, в свою очередь, ело мне подобного, оказалась неприятна.
Подумав, я всё-таки вернулась к телу чуть позже и старательно прикрыла его красным мхом, с избытком набросав сверху. Всё-таки, как никак это мой первый родич. И не хотелось оставлять его непогребённым, на радость всем проходящим мимо любителям мертвечины. Хотя защита с помощью мха больше вымышленная, чем реальная, но всё равно на душе стало спокойней. Стоя перед получившимся холмиком и соображая, какие бы сказать прощальные слова, я вспомнила одну важную деталь и, разбросав мох, внимательно осмотрела челюсти и зубы мужчины. Нет, все клыки на месте. Хотя по размеру челюсть, наверное, как раз подошла бы к отпечатку найденному в болоте. Я задумчиво провела по своим зубам языком. А ведь отсутствие отсутствия правого верхнего клыка ещё ни о чём не говорит. Вон у меня всего три дня прошло, пока зубы новые не начали расти. С сожалением повздыхала о том, что зря выбросила обломок с отпечатком. Теперь его не найти, а значит и не сравнить. Снова покрыв мертвеца мхом, наскоро попрощалась и отправилась обедать в гущу крон, про себя отметив, что стала гораздо спокойнее относиться к смерти, чем раньше. Меня уже не пугают и даже почти не волнуют найденные в лесу покойники. Даже кабаны, пожирающие человеческие останки, не вызывают неприязни. Увидев их, я даже порадовалась за животинок.