Собранная Россом коллекция не оставила меня безучастной. Магическое притяжение костей заставляло ходить вокруг них и предполагать происхождение и функцию каждой части скелета. Вскоре даже Лизины останки потеряли значение как источник воспоминаний. Я так увлеклась изучением скелетов, что заслужила ехидный комментарий Светы:
— Ты так к ним прижимаешься, как будто примеряешь новый костюм.
Вместо ответа я встала рядом с «Лизой», прижав локти к телу, растопырила пальцы и накрыла ими свою грудь.
— Похоже?
— В смысле, ты из конечностей лифчик сделать собираешься? — поразилась женщина. — Я же в шутку говорила!
— Да ну тебя, — обиделась я и позвала Надю, Росса и Веронику.
Если уж кто и сможет понять мою мысль, так это люди, которые ближе к биологии. Встав в ту же позу, повторила вопрос.
— Да если честно, не очень, — покачала головой агроном.
Почесав голову, решила пойти другим путём, и уже вскоре мне удалось объяснить им теорию, согласно которой грудная клетка некоторых животных, в том числе и Homo oculeus, защищена не рёбрами, то есть выростами позвонков, а видоизменённой третьей парой конечностей. Этим легко объяснить и долгое время вызывающее недоумение наличие нескольких суставов в каждом «ребре». Подумав, народ согласился с моим предположением, и с тех пор во время еды на нашем плоту часто звучало:
— Передай ещё пару пальчиков, — что неизменно вызывало улыбки.
Хирургу легко удалось смоделировать гибель Кесаря: для этого оказалось достаточно всего-то повредить кишечную трубку, после чего никакие промывания не спасали подопытное животное, и если оно не погибало от болевого шока (а это, к моему удивлению, произошло всего однажды), то уже через несколько часов прооперированный вел себя бодро, хотя, разумеется, болезненно реагировал на прикосновения в области раны, примерно через сутки начиналась лихорадка, которая длилась несколько дней, потом пяти-десяти часовое улучшение, и вскоре снова лихорадка, неизменно оканчивающаяся смертью. Ни отвары растений, которыми промывали полости, ни мои волосы, иногда использованные Россом для шва, не помогали избежать трагического конца, хотя частое смачивание отваром одной травки отсрочило гибель почти на неделю.
— Может, помог красный мох? — предположила Надя.
— Сам об этом думал, — кивнул зеленокожий. — Жаль, что он здесь не растет. А если причина всё-таки не в нем… — и хирург посмотрел в сторону плота махаонов так, словно прямо сейчас собирался отправиться туда и устроить показательное вскрытие.
Всё-таки насколько сложнее продвигать медицину, биологию, да и любую другую науку или отрасль народного хозяйства, не имея под рукой накопленной веками базы. Например, попади землянин в прошлое или параллельный, аналогичный Земле мир, он находился бы в этом смысле в куда более выгодном положении. Многие вспомнят, как выглядит тот же зверобой или хотя бы вездесущий подорожник. А мы не знаем ни физиологии наших новых тел, ни лекарственных трав, ни ещё многого, что на Земле казалось простым и естественным.
Хотя я и не сильно следила за успехами другого, технического отдела, но новое занятие Маркуса с Севой было невозможно проигнорировать, поскольку по размаху оно ничуть не уступало Россовскому. Если зеленокожий пытался превратить плот в анатомический музей, то технари делали из него мастерскую по производству игрушек. Они повсюду разложили обрезки веток, толстых стеблей водных растений и прочего строительного материала, шумно устраивая его проверку на твёрдость, упругость, прочность и разрыв. Кроме того, они постоянно конструировали и собирали разные модели строений: дом на сваях, избушку, плавучее жилье, несколько сараев и шалашей разной конструкции и даже подвесной мост.
— Так, когда остановимся, почти сразу же основательно строиться можно будет, — заявлял Сева. — А не как иногда: тяп-ляп.
Кроме прочего, женская часть естественников с азартом приступила к поиску растений, содержащих дубильные вещества, и выделке шкурок мелких зверьков. Это тоже оказалось нелёгкой задачей: во-первых, отнюдь не все горькие на вкус растения оказались годными для приготовления раствора, а во-вторых, несмотря на установившуюся погоду, стоило чуть не уследить, как шкурки норовили заплесневеть или испортиться. Но в конце концов нам удалось добиться кое-какого успеха. И хотя пока результат оставлял желать лучшего, мы радовались малейшему прогрессу, активно экспериментируя в поисках новых методов и средств выделки кожи. Между прочим, во время обсуждения мы пришли к выводу, что даже лучше, когда шкурки мелкие — проще экспериментировать, да и не так обидно, когда результаты очередного неудачного опыта приходится выбрасывать.
276 — 281-е сутки (25–30 июля 1 года)
Ещё через пару дней Игорь вернулся на плот и тут же принялся убеждать нас тоже пожить на общагах хотя бы несколько суток.
— Я за детьми готов присмотреть, если что, — пообещал он. — Просто, если вы сами там не поживете и собственными глазами не увидите, всё равно мне не поверите.
Но несмотря на все уговоры, ему так и не удалось хоть кого-то из посвящённых соблазнить переселиться.
— Зря, — покачал головой математик. — Вы даже не представляете, сколько теряете.
— Ну так расскажи нам, — предложил Сева. — Разве ты не с этой целью проводил разведку?
— Эх… — разочарованно махнул рукой Игорь.
По его словам, выходило, что хотя на общагах нет племён, но зато существует достаточно чёткое разделение по мировоззренческим критериям. Более того, люди классифицировали по этому же принципу все остальные группы.
— Мы — уникальные, — радостно сообщил нам математик. — Мы не только племя, но ещё и специфическое религиозное объединение!
— Религиозное? — хором возмутились Росс с Севой.
— Именно, — кивнул Игорь. — Представителей нашей религии называют джаргами, а верят они в то, что наука откроет перед ними тайны мироздания и даст им сверхъестественные силы.
— Вовсе и нет, — тут же возразила я. — По-моему, никаких сверхъестественных сил наука нам не даст.
— Именно, что даст. Например, если у нас появятся машины, что это, как не чудо для обычного местного человека? А пока из заслуг джарговского типа нам приписывают, во-первых, Севин плот — он самый большой, крепкий и комфортный, — инженер при этих словах гордо подбоченился. — Во-вторых, проведённую на Тале операцию, — в отличие от Севы, зеленокожий с досадой ударил кулаком травяную постель и пробурчал что-то типа «если бы я ещё знал, почему она оказалась удачной». — В-третьих, наличие двух компьютеров, — у меня вытянулось лицо. — Да-да, они и об этом знают! В-четвёртых, то, что мы нашли способ борьбы с драконами. Ну и, в-пятых, что мы не боимся троллей.
Чуть позже Игорь уточнил, что джаргами является большинство, но не все посвящённые. По мнению пассажиров общаг, ни Дет, ни его жены в наше религиозное течение не входили, и если у первого ещё были какие-то шансы, то трёх его женщин народ без сомнения вычёркивал даже из кандидатов в «фанатиков науки».
Кроме нашей, свободными выделялись ещё три религиозные группировки, ни в одну из них не входили ни племена, ни их представители. Члены первой, количеством в десять человек, назывались сампы и, по словам математика, верили, что сила, власть и мудрость приходит через страдание. У сампов пока не имелось заслуг, подтверждающих их религию. Несмотря на то, что все представители этого движения сплавлялись на общагах, они умудрялись держаться замкнуто и обособленно, с трудом и неохотно вступая в контакт с представителями любой другой философии.
Удуны являлись представителями религии, занимающей промежуточное положение. Их особенностью было преклонение перед свободой передвижения. А по жизни это выражалось в нежелании обрастать вещами более того количества, которое легко унести с собой за один раз. Да и продуктов впрок они запасали совсем немного — только до следующей остановки. Попросту говоря, в удуны входили все, кто не хотел обременять себя большим хозяйством. Разумеется, особых плюсов за этим философским течением не наблюдалось, как и особых минусов. Удуны отличались очень высокой общительностью и любопытством, являясь сборщиками и распространителями слухов. А ещё все они, как, впрочем, и представители последней, третьей, философии, знали о втором режиме кольца-анализатора.