Я кивнула, поняв, что и у меня есть эти навыки, но они спали до тех пор, пока не понадобились или о них не зашла речь.
— Есть ещё кое-что. Точнее, не есть, а было, — Юля бросила на меня быстрый взгляд. — Тебе повезло, что вначале ты жила одна.
— Почему?
— Все, кто жил или находился в группе, вступили в брак в первые же дни, — голос астронома прозвучал нерадостно. — А если не вступили в брак, то занялись сексом. Причём и в первом, и во втором случае отнюдь не всегда выбор партнёра был удачным — ведь выбирали не по характеру, а почти исключительно по сексуальной привлекательности. Потом наваждение первой недели схлынуло и большая часть таких стихийных браков распалась, — женщина помолчала. — Поэтому дети так кучно и рождались — все зачали примерно в одно и тоже время.
От неожиданной новости я на время потеряла дар речи. Выходит, не я одна? Все? Все, причём в первую же неделю… И я не исключение.
— Больше ничего подобного не повторялось, — помолчав, продолжила Юля. — Даже у меня, а ведь я потеряла ребёнка.
— Нет, я понимаю, новые тела, навыки первой помощи, но это-то зачем?! — недоумевала я.
Юля пожала плечами.
— Может быть, для лучшей акклиматизации, чтобы снять стресс или чтобы гарантировать хотя бы одно поколение, — предположил Илья. — Поди теперь разбери. Факт в том, что это было и прекратилось, — мы ненадолго прервали разговор, чтобы отдать должное подрумянившимся фруктам. Но мысли из головы выкинуть оказалось гораздо сложнее.
Действительно, зачем керелям понадобилось сводить людей друг с другом таким образом, если почти все образовавшиеся пары расстались? Может, Илья прав и это способствовало снятию начального стресса? Оказаться в незнакомой опасной обстановке, без каких-либо навыков выживания — такое нелегко пережить. Или керели думали, что ребёнок удержит семью от развала? Здесь, где всегда есть куда уйти? Тогда они глубоко заблуждались. Я невольно хмыкнула. А возможно, керели преследовали какие-то другие, пока неясные нам цели, например, разнообразить наследственность и таким образом уменьшить опасность последующего вырождения? Да, вот в чём химик прав, так это в том, что гадать можно бесконечно, а толку от этого — чуть.
— Триста двадцать один. Даже жалко животинку — так старается, — похоже, Илья так и не перестал вести счёт бесплодным попыткам дюжинонога.
— А мне не жалко, — жёстко отрезала Юля. — Так ему и надо.
— Надеюсь, до утра ему надоест, и мы сможем продолжить путь, — с надеждой сказал её муж.
Я аж поперхнулась от возмущения.
— Что значит «продолжить путь»?
— Мы возвращаемся, — поддержала меня астроном. — Тебе надо отдохнуть и провериться. К тому же, лучше подождать, пока спруты исчезнут из реки.
— Не думаю, что это рационально, — не согласился с нами Илья и, заметив, что мы непонимающе переглянулись, пояснил. — Не факт, что дюжиноноги уйдут, а нашу миссию лучше не затягивать.
— Ну не знаю, — с сомнением потянула Юля.
— Ладно, я пока погуляю, — решив не вмешиваться в семейную разборку (тем более, что в чём-то согласна с обеими сторонами), я мягко сдула насекомых — непрошеных нахлебников с последнего кусочка фрукта, засунула его в рот, потом обтёрла с рук сок и пошла исследовать остров.
Клочок суши, на котором мы застряли, оказался не большим, но и не совсем маленьким, вытянутым вдоль течения реки. Сейчас, пока выбраться не удаётся и из-за этого появилось время, я решила проверить утверждение Севы насчёт отсутствия деревьев среднего возраста. И действительно, как на острове, так и в воде встречались или молодые, не старше нескольких лет, или уже совсем взрослые, с толстой огрубевшей корой. На последних, кстати, росли ветви двух видов — застарелые и свежие, молодые. Я невольно задумалась, не было ли чего-то подобного в том месте, где нас «посеяли» керели. Но то ли там такого не встречалось, то ли я просто не обратила на это внимание. Второе не менее вероятно, поскольку тогда, вначале, пришлось решать множество гораздо более насущных проблем. Хотя… пусть память не абсолютная, но ведь остались фотографии! Включив компьютер, бегло просмотрела самые первые снимки. Большая часть не помогла, но на некоторых удалось заметить примерно ту же самую картину, что и здесь. Более того, на запечатлённых частях деревьев молодые ветви оказались ещё меньше, причём в добрых два-три раза!
Может, керели погибли от какой-то техногенной или природной катастрофы? Но если большая часть растений выжила при катаклизме, вряд ли он мог привести к таким последствиям. Или выжили только растения? Но тогда остаткам керелей пришлось заселять не просто разумных, а ещё и всех других животных. Привлекательная теория, но, к сожалению, противоречит словам самих керелей: «мы слишком поздно обратили на это внимание, поэтому не успеваем разобраться в причинах». Однако факт остаётся фактом — незадолго до нашего появления на планете или её части произошёл какой-то катаклизм, из-за которого погибли молодые, ещё недостаточно окрепшие растения. Сделав такой вывод, я глубоко задумалась. Ладно, допускаю, погибнуть они могли, но куда делись-то? Они ведь не стоят сухие — их просто нет! Хотя кто знает, сколько надо времени дереву, чтобы сгнить в местном теплом и очень влажном климате… Не думаю, что много.
Но сейчас куда важнее подумать, что могло стать причиной катастрофы? Если бы она произошла только здесь, можно было бы предположить извержение вулкана (хотя таковых мы пока не видели, но кто сказал, что их нет?). Но схожая картина наблюдалась и в месте нашей высадки, за много тысяч километров отсюда. Фантазия отказывалась работать, да ещё и спрут подозрительно затих. На всякий случай я направилась в ту сторону, чтобы проверить, не случилось ли чего. Уже на подходе встретила остальных, и Илья поспешил сообщить результат разговора:
— Если будет возможность, плывём дальше.
Дюжиноног затих не просто так — он всё-таки добился своего, выбрался на воздух, обвив часть ствола и нижнюю ветку, и теперь казался спокойным и полностью удовлетворённым.
— Вот объясните мне одну вещь: почему он лез на дерево, если просто на берег выбраться гораздо легче? — поинтересовалась Юля.
— Даже если бы он не охотился, а пытался избежать какой-то опасности в воде, всё равно на ровное место выбраться легче, — согласилась я. — К тому же, он дальше не ползёт, а ведёт себя так, словно цель достигнута.
— Может, теперь плот его не заинтересует? — оптимистично предположил химик.
Мы с опаской посмотрели на гигантского моллюска.
— Может, и так… — с сомнением потянула Юля. — Но кто сказал, что он тут один?
— А вот сейчас проверим!
Илья наклонился, выбирая камень поудобнее.
— Только отойди подальше, — потребовали мы хором, из-за чего мужчина даже слегка обиделся.
— Ну знаете, я и сам не в восторге от того, что случилось, и не рвусь повторять ошибку, — укоризненно заметил он, забираясь на скалу.
На сей раз камень никто перехватить не пытался, но солнце зашло за луну, быстро темнело, и несмотря на оптимистичный прогноз, мы решили подождать на острове до рассвета. В очередной раз развели мой пот (благо, колбы для этого народ носил на поясе, поэтому они не канули в реку, в отличие от корзины с запасами) и обработались полученным репеллентом, потом собрали ещё дров для костра и устроились отдыхать. Но не успели уснуть, как с той стороны, где обосновался спрут, начали доноситься странные звуки — плеск, но недостаточно сильный для падения дюжинонога.
— Схожу посмотрю, — предложила я, воспользовавшись тем, что, в отличие от остальных, хорошо вижу в темноте.
Спрут всё ещё сидел на дереве и то ли кидал в воду камешки, то ли плевался комками слизи. Покачав головой — действия моллюска всё больше запутывали, вернулась к костру.
Ночью нас разбудил безумный хохот, перешедший в полный боли стон. К счастью, кричали достаточно далеко, чтобы с уверенностью констатировать, что сумасшедший не на этом острове. Мы подбросили в костёр хвороста и стали насторожено вслушиваться в богатые голоса джунглей. Через несколько минут крик повторился, но на сей раз прозвучал дальше, к тому же, с другой стороны.
— Животные балуются, — с облегчением вздохнула я, когда почти сразу же раздался ответный хохот разбудившего нас существа.