— Да, такое впечатление, что это место постепенно возвращается к жизни — с каждой неделей природа становится всё богаче и разнообразней, — кивнул Илья.
— Не знаю, как у вас, а у меня оно с самого начала не вызывало впечатления безжизненного или замершего, скорее, наоборот, — буркнула Юля. — И если вы правы, страшно даже подумать, во что превратится этот лес, когда «полностью оживёт».
— С другой стороны, там, где нас посеяли, деревья тоже пострадали, — сообщила я. — Так что не факт, что там сейчас было бы лучше.
Немного послушав перекличку неведомых животных, мы снова устроились на отдых. Уже утром, во время завтрака, безумный хохот прозвучал совсем рядом и, переглянувшись, мы осторожно, по кустам направились в ту сторону, чтобы воочию увидеть крикунов.
На берегу, неподалёку от воды, стоял красавец олень, с его пышной, огненно-рыжей шкуры капала вода. Встряхнувшись, олень переступил копытами и, задрав голову, вновь издал безумный хохот, после чего внимательно прислушался.
— Да уж, — несколько разочарованно сказала Юля. — А по крикам представлялось совсем другое: монстр или обезьяна какая-то.
— Народ, а ведь он пришёл по реке! — внезапно дошло до меня.
Мы переглянулись. В это время олень дождался ответа и неспешно потрусил в ту сторону. Мы отправились следом: остров невелик, а кричат явно дальше, так что можно будет посмотреть, не пользуется ли животное каким-то особым способом пересечения водных преград. Но нет, достигнув противоположного берега острова, олень, не выказывая беспокойства, плавно, не поднимая брызг, вошёл в реку. Хотя стоп! Те представители этого вида, которых мы видели раньше, ровным флегматичным характером не отличались — в воду часто прыгали с разбега, а если и входили, то резко, с шумом и плеском.
— Может дело именно в шуме? — Илья сделал аналогичные выводы. — Может, если мы будем грести тихо, плавно — спрут и внимания не обратит?
Рисковать, проверяя на своей шкуре, не хотелось, но и вечно отсиживаться на острове не получится. Поэтому, убедившись, что дюжиноног продолжает плевать в воду, мы тихонько забрались на плот и медленно оттолкнули его от берега. Гребли я и химик, осторожно, стараясь опускать весло в воду почти вертикально и не делать резких движений, а астроном осматривала окружающую воду в поисках признаков того, что нами всё-таки заинтересовались. Но едва мы отплыли на десяток метров от берега, как она сдавленно ахнула, указывая на оставшегося на берегу спрута. На очередной плевок дюжинонога из воды выскочило щупальце его сородича и, обвив знакомого, в несколько рывков стащило его с дерева в реку. Вода как будто вскипела, мы собрались в центре плота, выставив во все стороны вёсла как копья, но нападения не последовало. А уже через пару минут недалеко от нас на поверхность всплыло два огромных, нереально красивых цветка. Дюжиноноги распластались по воде, сплели кончики щупалец, и по их коже пробегали яркие цветовые волны всех оттенков радуги. Спруты прижимались друг к другу всё сильнее, то ли сливаясь, то ли наплывая друг на друга, и вскоре показалось, что их не два, а только один, но с куда большим количеством конечностей. Мы стояли неподвижно, заворожённые мистической красотой, и опасаясь потревожить увлечённых животных. Ещё через несколько минут они ушли в глубину, а мы облегчённо перевели дух.
— А может, в тебя яйцо и не откладывали, — сказала я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица, но хихиканье всё равно прорвалось наружу.
— Почему? — удивилась Юля.
— Может, бедный дюжиноног искал себе пару, а тут Илья со своими камнеметательным заигрыванием. Спрут обрадовался, притянул возможного партнёра поближе… и глубоко разочаровался, — я согнулась от смеха, размазывая слезы по щекам.
— Ага, попался какой-то урод, — поддержал меня покрасневший химик. — Щупалец всего четыре, мелкий и волосатый.
— Да ещё и вместо того, чтобы поддержать заигрывание, сначала отбивается, а потом вовсе мертвецом притворяется, — присоединилась к веселью астроном.
Кое-как успокоившись, мы продолжили путь, по-прежнему стараясь не шуметь и внимательно оглядываясь по сторонам. Охота или брачный ритуал — но принимать в нём участие ни у кого желания не возникало.
День 20 ноября 1 года. Селение волгорцев
Несмотря на то, что из-за необходимости соблюдать тишину плыли мы медленно, селения волгорцев достигли ещё днём. Даже если бы мы помнили его расположение только примерно, отыскать лагерь не составило бы труда. У воды виднелась пристань достаточного размера, чтобы к ней могли причалить полдюжины небольших плотов, крайнее высокое и многометровое в обхвате растущее сбоку дерево сильно выделялось на фоне остальных укороченными ветвями, а чуть дальше в небо поднимался густой дым. Простой огонь не мог дать такого дыма, только пожар или специальный сигнальный костёр. А ещё вокруг стоял полузабытый, но от этого не более приятный, насыщенный запах тухлых кабачков, и неподалёку, из-за ближайших полузатопленных кустов, слышался знакомый плеск плюющегося дюжинонога. Мы переглянулись, и каждый взял по короткой щепке и камушку. Несмотря на то, что остальные посвящённые дали добро на разглашение тайны прусовского репеллента, окончательное решение остаётся за нами. Именно мы делаем вывод, есть ли необходимость рассказывать секрет племени, и в случае чего именно мы будем нести ответственность за принятое решение. А чтобы никто из нас не смог слабовольно поддержать других, избегая таким образом личной ответственности, сначала думаем и избавляемся либо от щепки, которая символизирует отказ делиться, либо от камня — согласия, оставляя только то, что посчитаем правильным. Но для того, чтобы решить, надо сначала посмотреть, как живут другие люди.
Привязав плот к пристани, мы выбрались на берег и почти сразу же по моховой тропинке, резко выделяющейся на фоне сочной зелени, к нам навстречу вышел монстроподобный гуманоид, от которого несло кабачёчками с оттенком разлагающейся кожи. Нет, не монстр, человек, но как он выглядел! Полностью задрапированный в плетёное рубище, с какой-то сеткой, закрывающей лицо, длинными кожаными рукавицами, плюс к этому сверху вся одежда обмазана серо-фиолетовой склизкой массой давленных ягод, над которой вьётся целый рой насекомых.
— Помощь, укрытие? — вместо приветствия спросил он.
— Нужны? — не в силах оторвать глаз от неприглядной картины, удивился Илья.
— Да, нужно ли укрытие или помощь? — лица за сеткой рассмотреть не удалось, но, судя по голосу, это один из волгорцев-мужчин.
— А просто в гости нельзя? — всё больше недоумевая, поинтересовался химик.
— В гости?.. — на мгновение волгорец задумался, а потом рассмеялся, дружески хлопнув Илью по плечу вонючей рукой. — Точно, вы же посвящённые! Просто у меня уже совсем глаз замылился, — пояснил он. — Идёмте, — приглашающе указал он вперёд по тропинке. — Значит, в гости, — негромко повторил мужчина себе под нос странным, не особенно радостным тоном и вдруг остановился. — Кстати, а как вы, собственно, доплыли? — голова волгорца развернулась в сторону кустов, за которыми скрывался моллюск.
— Осторожно, — улыбнулась Юля. — Хотя и не без приключений.
За холмом, среди деревьев, скрывалось два крупных и довольно высоких, похожих на амбары, строения, между которыми дымил сигнальный костёр. А вот людей, кроме нашего провожатого, не заметно, хотя голоса и доносятся. Подойдя ближе, я заметила, что оба дома стоят прямо на русле ручья, то есть он буквально протекает сквозь них.
— В гости — сюда, — провожатый указал на амбар, располагающийся выше по течению ручья.
— А что здесь? — не удержалась от вопроса астроном, кивнув на второе строение.
— Укрытие. Если хотите, можете там отдохнуть, — последовал не слишком дружелюбный ответ.
— Зачем ещё и кабачёчки поверх одежды? — не в тему влезла я.
— Мошка. Мелкая, залезающая во все щели мошка. Ладно, дальше, думаю, сами найдёте, а мне пора, — с этими словами волгорец развернулся и удалился куда-то в сторону от строений.
— Посмотрим? — поинтересовался химик, когда мужчина скрылся за кустами.
В «укрытие» вёл дверной проём, во много слоёв занавешенный плетёными циновками. Внутри царила полутьма, почти в центре, рядом с ручьём, тлел небольшой костерок, а запах кабачёчков стал ещё сильнее. Но главное — в доме находились люди. Пятеро бредящих или лежащих в забытье, практически неузнаваемых из-за опухших, покрытых коростами и язвами тел смутно знакомых одиночных свободных. За лежачими ухаживала женщина, тоже не из племени, но выглядящая всё-таки получше, примерно на уровне Ильи.