Выбрать главу

Вот ты видела, чтобы сатанисты или посвящённые когда вкалывали? По-нормальному, как люди? И никто не видел! Одни вообще ходят и шпионят, а другие руки за спину заложили и командуют. Вон, например, когда Сева приезжал «мельницу строить». Строил он, как же. Стоял и покрикивал: «правее, левее». Так и я целый день строить могу, много сил и ума на это не надо.

Вам предлагали уплыть с другими людьми за море? Вот и нам не предлагали. А почему? Не знаешь? Всё просто — не станет простых людей, некому на их «союз» работать будет. Не отпустят нас. И с оборотнями местными «союз» именно потому сойтись пытается, что власть потерять не хочет. Уверен, троица тиранов попробует оборотней к себе присоединить.

Вами ведь тоже вовсю пользуются — а много вы с этого добра видели? Ладно Марк, у него там баба, а секса любому нормальному мужику хочется. Но и то в строгом теле держит — сколько вкалывать за пару раз приходится. А остальным «истинным» банально голову задурили. Вымотаетесь, станете ненужными — и «союз» сразу отвернётся, выбросит и забудет. Не отмахивайся, лучше подумай. И со своими поговори. Я же зла-то вам не хочу, жалко видеть, как вы в рабов превращаетесь. Ни дома, ни крова — всё время на работе.

Собираюсь ли бороться? Я что, совсем идиотом выгляжу? На их стороне сила. Но если так и дальше пойдет, то и увидевших настоящее положение дел станет больше. А «союз» от тирании не откажется и считаться с другими не начнёт. Власть — слишком большой соблазн. Так что я терпеливый, я подожду, пока нас не станет много. Вот тогда и поговорим с «союзом» так, как он того заслуживает.

3 — 20 августа 2 года. Орден

Спустившись к реке перед завтраком, я умылась, потянулась и замерла: из кроны дерева выплыла змея. Именно выплыла, но не по воде, а по воздуху. Змей такого вида я ещё не видела: сильно сплюснутая с боков, с высоким гребнем на спине и с перепончатым хвостом, напоминающим ланцетовидный плавник или вытянутый заострённый веер. Рептилия двигалась медленно, будто ползла между тяжей зеленоватого тумана, отчего картина казалась ещё более потусторонней. Позвав народ, я указала им на удивительное животное, и мы все вместе провожали его взглядом до тех пор, пока оно не скрылось в кроне соседнего дерева.

— Уже даже не возражаю, что тут не джунгли, а прямо-таки концентрат биомассы, — пожаловалась им. — И почти привыкла к гигантскому разнообразию. Но это уже слишком. У неё же крыльев нет и даже пузыря с водородом или гелием не видно — как она летает?

Маркус с трудом перевёл взгляд с дерева на меня:

— Я бы не сказал, что змея летела в полном смысле этого слова. Больше похоже на воздушное плаванье.

Значит, здесь есть бескрылые животные, которые могут летать. Кстати, не факт, что и у некоторых растений нет такой особенности. Но как им это удаётся? И почему мы не видели таких змей раньше? Они редко встречаются? Или эти места всё ещё «возвращаются к жизни»? Я поёжилась от последнего предположения. Верить в него не хотелось — плотность живых существ не просто большая, а прямо-таки огромная. Уж на что люблю живую природу, но тут её даже для меня слишком много. Куда ещё больше?

— А ведь ты тоже без крыльев и без ёмкости с водородом, — прервал нерадостные размышления внезапно улыбнувшийся физик.

— Ну и что? У меня — антиграв, — отмахнулась я, но тут же возмущённо вскочила. — Так вот в чём дело!..

Физик прав. Если нет других приспособлений, то змея вполне может облегчать тело с помощью антигравитации. Но как она это делает — ведь приборов-то у животного никаких нет?

Наверное, такие же ощущения были у Юли, когда она узнала, что алмазы здесь обычное явление. По крайней мере, мне стало очень обидно, хотя по сути керели лишь дали то, о чём у них просили. Но я потратила на возможность полёта добрую треть «счастливых» баллов и теперь, когда увидела, как тем же самым запросто пользуется животное, появилось чувство, что меня обманули. Пусть даже на самом деле это и не так.

— Но ведь антигравитация должна быть сложной. В смысле — её должно быть сложно достичь. Как змея смогла?..

— Откуда я знаю, как, — пожал плечами Маркус. — К тому же, это только предположение. Возможно, на этой планете есть какие-то особенности, позволяющие получить эффект антигравитации с меньшими усилиями, чем на Земле. Или эта змея случайно проглотила какой-то завалявшийся керельский артефакт.

— Сомневаюсь, — уверенно возразила я. — Глядя на неё, не скажешь, что она «плавает» случайно. Для движения в воде такая большая площадь «плавника» и хвоста не нужна — будет трудно преодолевать сопротивление жидкости. А если она привыкла плавать в воздухе… — я замолчала, поражённая внезапно пришедшей мыслью.

— …то антигравитация здесь не так фантастична. Раз уж её могут использовать даже змеи, — закончил фразу физик.

— Нет, я вообще-то не об этом думала. Хотя это тоже. Но чтобы животные начали чем-то пользоваться, это что-то должно встречаться не так уж редко и эффект должен быть вполне достижим. То есть: скорее всего эти змеи не единственные, кто пользуются антигравитацией. Наверняка есть и другие виды.

— Что-то я пока таких не видел, — вытаскивая подрумянившиеся корнеплоды из костра, сказал Илья.

— Я тоже не видела. Или просто не обращала внимания, — призналась я. — Ведь некоторые существа могут пользоваться ей не так очевидно.

Как позже выяснилось, воздухоплавающие змеи появились сразу во многих местах, как будто мигрировали. Рептилии оказались растительноядными и съедобными, но с неплохой защитой — колючки на гребне и хвосте были ядовитыми и вызывали сильное воспаление — это выяснилось, когда я поймала один экземпляр. Змея действительно пользовалась антигравитацией, и даже после смерти её тело стремилось воспарить в небеса. Обработав быстро воспалившиеся и плохо слушающиеся руки, я вернулась в лагерь и отлёживалась до вчера.

Тело змеи пыталось улететь ещё около двух часов, а потом, ещё за час, эффект антигравитации сошёл на нет и рептилия приобрела свой естественный природный вес. Вскрыв змею и изучив её строение, мы не смогли понять, что позволяет ей подниматься в воздух. Зато теперь не осталось сомнений, что хотя бы часть животных тоже могут пользоваться антигравитацией. И, поглядев на количество новых соседей, я уже не верю, что встреченный вид уникален. Скорее всего, существ с такой особенностью достаточно много — их надо просто найти.

Несмотря на новую загадку, мы продолжали проводить жестокие эксперименты, и они подтвердили предположение Росса. Причём максимального результата удалось добиться в той группе животных, которую «пытали» двухвостками. Большинство подопытных из неё поправилось почти в пять раз быстрее, чем из контрольной группы, и в два — чем лучшие из остальных.

— Значит, боль, — вздохнул зеленокожий, похоже, не очень-то обрадовавшись успеху. — Боль сильная, очень сильная, буквально на грани. Психоз какой-то. Почему именно боль?

Я пожала плечами.

— Боль, — тяжело повторил Росс. — Боль передается по нервам… Чем больше рецепторов, тем сильнее субъект чувствует боль.

— Не зацикливайся ты на боли, — не выдержала я. — Боль — да, неприятный, очень неприятный фактор, но по сути она лишь сигнал…

Хирург резко поднял взгляд, и я осеклась, не договорив.

— Да! — воодушевлённо воскликнул он. — Боль — это сигнал. Причём сигнал быстрый.

Некоторое время я пыталась понять, что имеет в виду Росс, но потом сдалась и попросила объяснить.

Версия зеленокожего показалась очень логичной. По его мнению, если на Земле превалирует гуморальная регуляция иммунной реакции, то здесь большее значение имеет нервная регуляция.

— Гуморальная — медленнее, — пояснил он. — Для того, чтобы организм на неё среагировал, нужны минуты. А тут достаточно секунд или даже долей секунды.