Выбрать главу

Математик посмотрел на нас и, убедившись, что мы внимательно слушаем, продолжил:

— Но иногда эта связь нарушается: либо позитивный отзыв начинает воспринимается как негативный, либо негативный — как позитивный. В первом случае систему вообще ничему не получится обучить, а вот второй не так однозначен. При превращении негативного отзыва в позитивный агент тоже теряет способность решать задачи, но по другой причине — он перестает проверять их на ошибки. То есть исчезает самоанализ, необходимость что-то менять — ведь и неправильная, негативная стратегия тоже начинает поощряться. Я понимаю, что мои рассуждения могут показаться математикой, не связанной с жизнью, но на Земле эти теоретические законы очень даже работали… И на людях — тоже. Поэтому и важно проверить, есть ли тут такая же связь, или обучение агентов… то есть, разумных существ, происходит другим образом.

Я задумалась: угроза показалась серьёзной. Если боль вдруг начнут воспринимать как удовольствие, негатив — как позитив, то наказание дети будут считать за награду. У всех, включая взрослых, постепенно исчезнет критическое мышление, возможность адекватно оценивать свои силы, отбрасывать заведомо ошибочные пути, да и вообще — такие люди станут ненормальными. Хотя могут выжить и даже чего-то добиться — особенно в первое время. Но позже ошибки накопятся и неминуемо приведут к гибели.

Сразу доказать неправильность рассуждений математика у меня не получилось, но и согласиться с ними — тоже. Тем более, что как минимум одно слабое звено точно есть. Особенно если вспомнить собственные ощущения после того, как однажды придавила двухвостку.

— Но почему ты думаешь, что мученья могут привести к такому нарушению? Вон, никто из прошедших лечение не получил от него удовольствия. Все боятся следующего сеанса, хотя и понимают, что так надо.

— Вот именно! — Игорь стукнул кулаком по ноге. — Если бы всё было так просто, и проблем с доказательством бы не возникло. Люди понимают, что мученья помогают — и согласны на них на уровне разума. Они не ощущают удовольствия непосредственно от процесса — зато потом чувствуют прилив сил, быстро поправляются и получают моральное удовлетворение из-за одобрения окружающих и осознания своей силы воли и разумности — то есть суммарное поощрение перевешивает страдание, хоть и растянуто во времени. Но это пока. Через несколько курсов лечения сознательное стремление к боли может закрепиться как бессознательное — и всякая боль начнёт восприниматься как нечто позитивное. И приносить удовольствие.

— И мы превратимся в мазохистов… — задумчиво потянул Илья.

— Именно! Разумеется, если земные законы обучения адаптивных систем верны для наших видов. Одно потянет за собой другое — и люди перестанут различать страдание и наслаждение, — математик сделал паузу и практически озвучил мои мысли: — А самое страшное — такими могут стать не только наши дети, но и мы сами. Потеряв способность адекватно мыслить, мы уже не сможем повернуть процесс вспять — и он продолжит усугубляться. Вплоть до гибели целого народа.

Математик посмотрел на нас и закончил:

— Конечно, это только гипотеза. Возможно, механизм обучения наших нервных систем отличается от земного: тогда этой опасности нет и мучения можно применять и дальше. Но прежде надо убедиться, что это безопасно.

Мы переглянулись.

— У тебя очень сильные аргументы за проверку, — заметила Света. — Почему ты не рассказал о них всем?

Игорь небрежно подал плечами:

— Есть причины. Во-первых, не хочу раньше времени расстраивать врачей — вдруг опасность ещё не подтвердится. Им и так нелегко, каково будет осознавать, что таким действенным методом лечения пользоваться практически нельзя?

— А во вторых?

— Неважно, — улыбнулся математик. — Так вы согласны, что надо посмотреть на сампов?

— Да, — твёрдо ответил Илья.

И мы его поддержали.

Я долго ворочалась в гнезде, обдумывая гипотезу Игоря — всё равно в ней что-то смущало. А потом резко села, поняв, что именно. Если бы всё было так просто, то любой болеющий человек стал бы мазохистом — ведь лечение часто тоже очень неприятно. Но такого не происходит — взять хотя бы собственный опыт из прошлой жизни. Неприятное, болезненное лечение не превращает больных в психов… по крайней мере, часть из больных точно остаются нормальными. С другой стороны — аргументы Игоря тоже сильны и от них не получается просто отмахнуться. Так и не придя к однозначному выводу, отложила его на потом. В любом случае, надо проверить, а уже потом решать.

Посвящённые не особенно обрадовались, когда мы сказали, что по здравому размышлению всё-таки решили уступить математику. Возмущение оказалось достаточно сильным, друзья требовали пояснений и успокоить их было нелегко.

— Это специфическое медицинское исследование, — наконец сказала я. — Поскольку сампы пользуются мучениями уже давно, на них легко проверить, не возникнут ли какие-нибудь отдалённые осложнения от такого способа лечения.

— Кстати, дельная мысль, — кивнула Надя. — Действительно, если такое лечение вредит каким-то другим органам, то лучше узнать это заранее, чтобы вовремя принять меры.

— Но почему об этом заговорил Игорь, а не ты, Пантера или Росс? — недовольно поинтересовался Дет.

— Я тоже с ними работаю, — поддержал мою версию математик. — Статистику навожу, данные обрабатываю и вижу, сколько лекарств приносят не только пользу. Вот и подумал… — Игорь невинно улыбнулся. — А врачи просто слишком обрадовались успеху. Уверен, что чуть позже им бы тоже пришла в голову такая же мысль.

Не затягивая, мы связались с другими племенами и выяснили, что сампы живут на другой стороне реки, в трёх днях пути от Волгограда. Они поселились не деревней, но неподалёку, всего в нескольких километрах, друг от друга. И никто из них ни разу не обращался за помощью. Впрочем, последнее вполне может объясняться применением мучений.

Подумав, что глупо бегать туда-сюда, экспедицию к сампам решили совместить с другими целями: например, сходить к океану, посмотреть, не встретится ли на том берегу песок или глина, и многое другое. Вера некоторое время колебалась, но всё же посчитала, что должна участвовать в походе, а вот Юля решительно отказалась, но настояла, чтобы Илья отправился с нами.

— Мне уже лучше, и я вполне могу проследить за нашим сыном, — сказала она. — А одних женщин отправлять в поход всё-таки не дело.

Сборы не отняли много времени. Да и вещей с собой мы решили взять минимум.

— Сначала в Волгоград. Заодно посмотрим, как там устроился Росс, — предложил Илья. — Оставим у них лодку и дальше.

— К Россу! Я к Россу! — тут же подбежала к костру Рысь.

Я изо всех сил сжала руки в замок — чтобы не броситься к дочери и не напугать. Она заговорила! Заговорила! И неважно, что первые слова Рыси не имеют ко мне отношения — Росс ей фактически как отец.

Другие взрослые тоже молчали, поражённо глядя на малышку.

— Рысь, — я всё-таки не удержалась и подхватила дочь на руки. — Умница моя. Да, сегодня же поедем к Россу.

— К Россу! — победно глядя на остальных, повторила Рысь.

Выяснилось, что дочка заговорила даже раньше, чем большинство детей местных йети. Точнее некоторые из них начали говорить раньше по времени, но все, за единственным исключением — на несколько месяцев позже по возрасту. Например, у Щуки дети на шестьдесят дней старше, а человеческую речь ещё не освоили. Возможно, более быстрому интеллектуальному развитию Рыси способствовало то, что моё племя очень склонно поговорить. А, кроме того, почти все посвящённые любят общаться с детьми: рассказать им какую-нибудь историю, сказку или просто побеседовать.

Естественно, на сей раз у меня даже не возникло мыслей, чтобы оставить детей. Рысь теперь вынуждать остаться в Ордене бесчестно, да и нереально. Лев и Лиза, во-первых, ещё сосунки и нуждаются в заботе, а во-вторых, часть пути вполне могут преодолеть самостоятельно (но и нести их не тяжело). А ядовитость моего вида — очень хорошая защита от хищников. Поэтому на самом деле в экспедицию отправились вшестером: я, мои дети (кроме полукровок) и Илья с Верой. Перед выходом созвонились с волгорцами, чтобы решить проблему фертильного йети (точнее — его возможной агрессии к моим грудничкам) и мужчина сам предложил временно уйти вверх по течению с группой добытчиков, чтобы не подвергать малышей опасности.