Сравнив свой обычный способ передвижения («четырёхконечный», с опорой на длинные руки) и человеческий, я поняла, что в данной местности йети в выигрыше не только из-за естественной выработки репеллента и лучшего здоровья. Гораздо удобнее и практичнее передвигаться на четырёх: так и устойчивость выше, и в топкой местности опору легче найти, да и вообще… Вещи таскать не сложнее — всё равно людям не удаётся освободить больше одной руки при переходе, а чаще они вообще предпочитают заплечные мешки. А шерсть прекрасно защищает от большей части царапин: в этом плане фертильные особи проигрывают стерильным. Невольно усмехнулась: в прошлой жизни такие мысли показались бы дикими, а уж гордиться тем, что руки по длине не уступают ногам и всё тело покрыто шерстью, даже в голову бы не пришло. Но прошло время — и теперь я не просто смирилась со своей внешностью, но и горжусь ею.
Во время перехода я обратила внимание на привычки друзей, вспомнила виденное в Ордене и Волгограде и поняла, что повадки людей сильно изменились по сравнению с теми, что были непосредственно после возрождения, во время великого сплава и даже сразу после его окончания. Сейчас очень редко когда удастся увидеть бегущего, спрыгивающего с дерева или перескакивающего даже через узкий ручей человека: почти все движения плавные и осторожные, как будто крадущиеся, хотя иногда достаточно быстрые. Кстати, даже йети, несмотря на всю их естественную защиту, тоже не торопятся, ведь если придавить кого-то, репеллент не поможет от укуса или ужаления. Впрочем, повышенная осторожность легко объяснима: мелкой живности столько, что почти при каждом шаге приходится выбирать, куда поставить руку или ногу. Если на простых мух наступишь, то ничего страшного, а если не заметишь ядовитых членистоногих (шершней, пауков, двухвосток или некоторых муравьёв) и многих других обитателей леса, то последствия могут оказаться серьёзными. Причём от многих, наверное, и обувь не поможет. По крайней мере, если посмотреть на животных, то легко заметить, что позволить себе небрежность могут только либо носители плотной и крепкой чешуи, либо обладатели рогоподобного панциря на ногах, а все остальные предпочитают не ставить конечности куда попало. Даже обладатели весьма толстой шкуры.
А ещё все, и йети (что естественно), и люди (что удивительно), стали активнее использовать все органы чувств. Зрение, слух, обоняние, осязание и даже вкус (в том числе вкус воздуха) могли подсказать об опасности, помочь найти пищу и даже просто передвигаться, не получив повреждений. В результате люди, хотя и выглядели как люди, движениями больше напоминали животных. Хищных животных или нас, йети. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть хотя бы на тех, с кем отправилась в путь. Вот Илья замер, пригнувшись к земле и вглядываясь в кусты в попытке выбрать оптимальный маршрут. Ноздри химика раздувались, и даже уши слегка задвигались. Мужчина поднялся и повел головой из стороны в сторону, немного приподняв верхнюю губу и втягивая воздух, чтобы проверить его вкус, после чего вновь присел и плавными, тягучими движениями почти перетёк на несколько метров вперёд. Опустился на четвереньки, уверенно полез в просвет густого кустарника, а добравшись до обрыва, так же спокойно начал спускаться, придерживаясь за скалу и ствол растущего рядом дерева.
Я невольно хмыкнула. Когда так передвигаются йети, они выглядят естественно, но люди… А ведь мы уже настолько к этому привыкли, что не воспринимаем как нечто странное. Как, впрочем, и наготу. Кстати сатанисты в последнее время тоже ходят голые. По крайней мере, когда я посещала их селение во время эпидемии, да и потом, при встрече в Волгограде ни разу не видела чёрных одеяний. Странно. Очень странно, учитывая, что их одежда отпугивает насекомых. Впрочем, и Илья с Верой не стремились одеться перед походом, а ведь такая возможность была.
— Народ, а почему вы не попросили у сатанистов запасные балахоны? — спросила я, когда мы заночевали у костра орангутангов.
Вера с Ильей переглянулись.
— Даже в голову не пришло, — призналась геолог, и друзья глубоко задумались.
— Впрочем, без них удобнее, — через пару минут заметил Илья. — Они закрывают обзор, искажают направление звуков. Голым легче унюхать опасность, удобнее следить, куда поставил ногу и за что схватился…
— Не цепляется за кусты и легко почувствовать, когда ставишь ногу, нет ли под ней чего-то живого и кусачего, — поддержала Вера. — От ужалений, если наступишь, всё равно не защитит. А ещё в одежде, даже сатанистской, пот дольше испаряется, поэтому иногда становится мокро и жарко. Хотя от царапин частично поможет, но выгода всё равно слишком мала по сравнению с неудобством. Нет, с репеллентом удобнее.
Я не выдержала и рассмеялась. Объяснение выглядели логично и естественно для нас нынешних, но не прежних. Наверное, если сейчас взять любого из свободных и перенести к людям, живущим в других условиях, его примут за зверя или оборотня. Впрочем, если сделать обратное, то мы тоже наверняка посчитаем чужака за странного чудика. И это в лучшем случае.
До сампов мы добрались без особых приключений. И сразу же увидели, что они сильно отличаются от других свободных. Помимо незаживающих язв от прусовского репеллента (что, увы, пока оставалось нормой практически для всех, кто не входил в союз), на их телах было большое количество ожогов. А ещё они, в отличие от других людей, не обращали внимания на паразитов, развивающихся под кожей и ногтями, в результате выглядели похожими на зомби или персонажей фильмов ужаса. Нет, их не съели заживо, но у некоторых отсутствовала часть ногтей, а отдельные части тела раздулись из-за живущих внутри личинок. К горлу подкатила тошнота: я видела многое, да и почти сплошь покрытые язвами люди представляют собой очень неприятное зрелище (не говоря уж о запахе), но это перешло все границы. Слишком мерзко.
Нельзя сказать, что сампы встретили нас с особой радостью, но не возражали против того, чтобы мы осмотрели их и их детей. Несмотря на очень отталкивающий вид, я не нашла симптомов ни одной из известных нам инфекционных болезней. Что самое удивительное, их не было даже на язвах и в подкожных гнёздах паразитов — а ведь избежать такого заражения практически невозможно. Также удалось узнать, что, хотя единственный подросший ребёнок сампов и заболел той смертельно опасной заразой, но в очень лёгкой форме и поправился гораздо быстрее остальных детей. И в данный момент он оказался гораздо более здоровым, чем наши дети. Точнее — его тело было более здоровым.
Когда мы с Верой подошли к мальчику, он сидел у дерева, обхватив себя руками, и раскачивался из стороны в сторону, бездумно уставившись в одну точку. На речь почти не отреагировал, на прикосновения при попытке осмотра замер, но не оказал ни малейшего сопротивления. Мы попытались расшевелить, разговорить ребёнка, но безрезультатно. Единственным, что позволило хотя бы немного войти в контакт, была пища — аппетит у мальчика оказался хорошим, хотя недокормленным он не выглядел. Но даже лакомства не позволили подружиться с ним и не помогли расшевелить. Мальчик не интересовался игрушками, с трудом ходил (предпочитая ползать), даже не пытался говорить, не улыбался и не плакал, лишь иногда тихо хныкал. Учитывая, что ребёнку около семнадцати месяцев (порядка четырёх земных лет), его поведение явно указывало на недоразвитость и серьёзные нарушения психики.
— Мы должны что-то сделать, — твёрдо заявила Вера. — Его нельзя здесь оставлять.
Я встала и сжала ладонь подруги в своей, вполне понимая её чувства. Какими же гадами надо быть, чтобы довести ребёнка до такого состояния? Моральные уроды! Ладно сами, пусть живут как хотят, но малыша-то за что?!
Мальчик, когда мы оставили его в покое, вновь сел в свою любимую позу и начал раскачиваться. Не верю, что он такой с рождения. Во-первых, ещё не разу здесь не видела и не слышала о психически недоразвитых детях, а во-вторых, слишком уж меткое совпадение. А значит — его таким сделали, с младенчества подвергая пыткам. Я зажмурилась и стиснула зубы, загоняя вглубь злые слезы. Уж лучше бы малыш погиб во время эпидемии при сплаве, чем превратиться в такое. Да его родителей казнить мало!