Погода оставалась непостоянной. Когда собирались тучи, поднимался ветер и начиналась буря, мы удалялись от берега, чтобы укрыться в наскоро построенном убежище в лесу на скале — там, где меньше шансов пострадать от разгулявшейся стихии.
— Кажется, я поняла, где больше шансы найти глину, — глядя на грозовой шторм из шалаша, сказала Вера.
— И где? — дружно обернулись мы к ней.
— В горах. Причём, скорее всего, не просто в горах — там её запросто смоет дождями, — а в пещерах.
— Но мы уже были в пещерах и ничего такого не видели, — возразила я.
— Мы и тут мало что видели, — усмехнулась геолог. — Пока не знали, куда смотреть. Но теперь-то уже знаем… по крайней мере, частично. Не думаю, что «заливы» полезных ископаемых в горах выглядят иначе, чем в вылезших из-под земли скалах.
— Но там луна создает невыносимые условия. А ещё ветра сильные и камнегрызы… — начала я, уже почти понимая, что похода к горам не избежать — нам слишком нужны некоторые материалы. Хотя бы та же глина.
— А мы не пойдём во время гигантской луны, — твёрдо заявила Вера. — Точнее как раз в это время и пойдём, но только до тех пор, пока переход будет безопасен. А там дождемся заката — и у нас будет больше месяца на разведку и добычу. Вполне достаточно времени.
Увы, уже на следующий день геолог заболела и с сожалением отказалась от своих слов.
— Как быстро привыкаешь к хорошему, — скорчившись в ознобе у костра, пожаловалась она. — Даже жаль, что мучения запретили. В том плане, что без них гораздо больше времени из жизни выпадает и сил меньше, — Вера подумала и добавила: — Надеюсь, что их запретили вовремя. Ведь какой соблазн… А так никаких экспедиций не получится.
— Я тоже надеюсь, что вовремя, — вздохнула я. — Но ты права, надо возвращаться.
Илья кивнул, молча поддерживая неприятное решение. Путь обратно отнял намного больше времени, особенно учитывая, что через несколько дней заболел и химик, подхватив другую, но не более приятную заразу.
Поскольку снова появилось время, свободное от исследований, я задумалась. А ведь в начале нашей жизни, даже после того, как люди поселились в этой местности, они гораздо меньше болели инфекционными заболеваниями. Намного меньше. Причём в течение достаточного времени, чтобы это не было случайностью, даже несмотря на «возвращение к жизни» и, следовательно, ухудшающуюся эпидемиологическую обстановку окружающей природы. До тухлых дождей народ болел, но достаточно мало. Если дело только в них, то почему сейчас, после того, как кровянка исчезла и люди реально поправились, пройдя курс мучений, да ещё и было время хоть немного восстановиться, они всё равно заболели так же быстро, как и раньше? По крайней мере, те болезни, которые подхватили Вера и Илья, обычно возвращаются именно через такой период. Что мы делаем не так?
Мысль запала в голову и не хотела уходить. Наверняка есть что-то, на что мы обращаем мало внимания: фактор или факторы, которые способствуют развитию болезней. Но не насекомые-переносчики — ещё раньше мы наблюдали, что люди, пользующиеся другими репеллентами, болеют чаще. Кабачёчки? Но посвящённые уже давно ими не пользовались — и ничего, жили. Усовершенствованный репеллент тоже не подходит — будь причина в нём, болеть бы начало в первую очередь моё племя, а не все одновременно.
Я поделилась мыслью с другими врачами, и они тоже задумались над этим вопросом.
— А ведь ты права, — заметил Росс. — Мы сейчас сосредоточились исключительно на поиске лекарств, но ведь есть и профилактика.
— Только не надо рубить с плеча, — предостерегла я. — Ведь тут многое не так, как на Земле, и те, местные люди, которые вроде бы соблюдали правила гигиены гораздо строже, болели с самого начала.
— Не волнуйся, я помню, — хмыкнул зеленокожий. — Но исследования провести надо.
— Я так понимаю, надо снова ловить животных для опытов? — обречённо поинтересовалась Надя. — Тем более, что как раз некоторые клетки освободились после неудачного испытания…
— Да, надо, — хором подтвердили мы с Россом.
— А ещё надо вспоминать, думать и анализировать, что именно мы стали делать иначе, — закончила я. — Как изменили образ жизни, режим, от чего отказались или что привнесли. Потому что я не верю, что во всём виновата кровянка. А значит — даже если не удастся вернуть здоровье полностью, то облегчить состояние и сделать так, чтобы люди болели реже — наверняка можно.
И эти факторы надо найти как можно быстрее. Потому что, чем дольше люди болеют, тем сложнее им будет восстановиться.
После дня правды амазонки и махаоны уже не стремились к изоляции, более того, сами пошли навстречу союзу и рассказали, что неподалёку от их селений существует месторождение кремниевого песка. Нормального песка, хотя и с небольшой примесью основной породы. Но её вполне возможно отделить промыванием (поскольку крупинки «органического» песка легче, они оседают позже). Более того, у этих племён были даже попытки что-то выплавить, другой вопрос, что они продвинулись в стекловарении ещё меньше, чем посвящённые в обработке золота. Причём в основном по той же самой причине — отсутствии тиглей и материала, из которого их можно было бы сделать.
Отношение к союзу у свободных сильно улучшилось. Настолько, что некоторые люди (помимо истинно свободных) даже предлагали безвозмездную помощь. Впрочем, долго это продолжаться не могло, и постепенно заряд позитива спал, но настроения выровнялись, а из бескорыстных помощников остались только кошки и истинные. Но главное — почти исчезла вражда и негативный настрой народа. Это очень облегчило работу союза и позволило более эффективно и без опаски распределять силы.
В то время, как у свободных ситуация стабилизировалась (хотя и трудно назвать таковой массовые эпидемии), в других местах дела обстояли иначе.
Йети ошиблись. Людей, которых керели «посеяли» здесь, не решившихся плыть за океан (кроме русалок), оказался не десяток и даже не два — а около полусотни. Они собрались вместе, нашли друг друга, почти сразу же перессорились между собой и разбились на несколько групп. И теперь все они находились в очень тяжёлом положении. Возможно, даже более тяжёлом, чем русалки, за счёт того, что рядом жили йети, и люди видели разницу и понимали, что проигрывают. Попытки бороться, показать себя сильными и самостоятельными только ухудшали ситуацию. Росла взаимная неприязнь между этими группами людей и йети, а от этого сильно портилась психологическая обстановка, ещё больше усугубляя положение. Наконец йети не выдержали и, с разрешения союза, предложили людям уйти к нам, но только при условии, что они оставят себе лишь по одному комплекту начального имущества и не будут жить вместе или рядом друг с другом (чтобы минимизировать вредное влияние на свободных). Естественно, ответом был резкий отказ: люди решили, что таким образом йети хотят от них избавиться. Начальный запас лекарств у них закончился, и пришлось искать природные средства. При этом люди попали в ловушку, в которую чуть не попал и союз: найденные ими травы облегчали состояние, но не лечили, а усугубляли болезнь. Из-за вражды народ не поверил, когда йети предупреждали их о вредном действии трав, и по-прежнему считал, что они лечат, только недостаточно.
Люди умирали. В основном от болезней, но случалось, что и из-за конфликтов с животными или несчастных случаев. И чем больше народу гибло, тем сильнее озлоблялись оставшиеся в живых. Чтобы противостоять надуманной угрозе йети, группы слились воедино, забыв прежние распри. Но даже это не давало им шанса. Если бы йети хотели уничтожить эту группу, им не пришлось бы нападать: всю грязную работу за них сделает природа. И время.
Но было и исключение. Девять человек из оставшихся всё-таки задумались над предложением союза и несколько раз говорили с его представителями по телефону. Один раз, второй, третий, и они решили рискнуть. Отделились от остальных и последовали совету отказаться от найденных «лекарств». Естественно, их самочувствие быстро ухудшилось, причём настолько, что даже выйти за водой к ручью, находящемуся в нескольких метрах от палатки, стало не просто проблемой, а почти неразрешимой задачей. Наверняка они быстро пожалели о своём решении, но было поздно: теперь у них уже не было сил, чтобы найти нужные травы. Оставалось только ждать. И надеяться.