Технический отдел тоже проводил какие-то исследования и, аналогично, сталкивался с серьёзными трудностями. Занятая своими делами, я почти не следила за этим, но краем уха слышала, что неудач пока больше, чем достижений. Даже с постройкой печи для обработки золота возникли проблемы. Но Сева с Маркусом не отчаивались, хотя порой это было очень нелегко. И к концу месяца им удалось добиться успеха.
По словам Севы, они построили небольшую экспериментальную модель мельницы — но, на мой взгляд, она была крупной. Двигателем служило деревянное колесо в несколько метров в диаметре с лопастями-корытами, которое вращается за счёт натекающей в них воды. Воду техники подвели с одного из родников с помощью расщеплённых вдоль полых стеблей морского бамбука.
— Речное течение слишком слабое, так что на нём ничего не получится, — пояснил Маркус на вопрос Игоря. — А ветряное колесо делать — терять время. Снизу ветер слишком слаб, а если его поднять — то сорвет в ближайшую лунную зарю.
Колесо приводило в движение относительно небольшие каменные жернова. Получив добро на использование и краткие инструкции, мы с азартом воспользовались новой техникой. Она не только облегчила работу с материалами для экспериментов, но и позволила разнообразить рацион — теперь лепёшки из различных зёрен и папортошки мы ели чуть ли не каждый день.
Подождав и убедившись, что конструкция работает и не разваливается, техники отпраздновали победу и, по общему решению посвящённых, Сева, при очередной отправке репеллента, на несколько дней уехал в Волгоград, чтобы руководить сборкой более крупной модели для получения масла в промышленных масштабах.
Кроме изучения фей и их естественной защиты от гнуса, Росс продолжал испытывать различные им же изготовленные препараты на животных. И особенное внимание уделял поиску анестетиков и антисептиков. Кстати, в качестве второго очень неплохие свойства проявил красный мох, который в этой местности рос и размножался не по сезонам (которых, собственно, и нет, если не считать таковыми циклы гигантской луны), а почти постоянно. Отыскать растения, помогающие бороться с заразой, удалось достаточно легко. Но ни один препарат не давал гарантированной защиты. Даже хуже: привычная по земному опыту стерилизация не помогала. Зеленокожий поставил целую серию опытов, в том числе залил в несколько пробирок питательные смеси и, немного выдержав их на воздухе, тщательно прогрел — от пяти минут до нескольких часов. Новые микроорганизмы внутрь попасть не могли — ведь пробирки были плотно заткнуты пробками. Однако во всех опытах результат оказался схожим: ни одну смесь не удалось уберечь от того, чтобы в ней не начали развиваться колонии одноклеточных и низшие грибы. Причём если кратковременное нагревание уменьшало разнообразие жизни в пробирках (по сравнению с контролем), то после получасового кипячения, его продолжение уже не имело никакого смысла: и в тех, и в других образцах всё равно развивался примерно одинаковый набор микроорганизмов. Что самое паршивое — даже после стерилизации разнообразие прорастающих на питательной смеси видов оставалось немалым. После нескольких опытов Росс насчитал больше четырёх десятков различных микроорганизмов, и очень часто новые тесты выявляли ещё незнакомую хирургу, устойчивую к нагреванию живность. Подумав и проворчав себе под нос:
— Бред, но мало ли… — зеленокожий прокалил предварительно запачканный спорами скальпель на огне и провел им по кипячёной питательной смеси. И через пару дней ходил по Ордену, демонстрировал всем сформировавшиеся в месте контакта и скальпеля многочисленные колонии микроорганизмов.
— Ну куда это годится? — возмущался он. — Даже прокаливание инструмента не помогает. Это не планета, а ад для врачей. Не понимаю, как мы вообще до сих пор не вымерли. А особенно — те, кто получал раны или подвергался операциям, — Росс ненадолго замолчал, разглядывая пробирку, а потом добавил: — Вот странно: огонь, значит, споры не убивает, а красный мох и другие нестерильные средства помогают…
У меня забрезжило смутное подозрение.
— А они точно помогают сдерживать рост микроорганизмов?
— В смысле? — не понял зеленокожий.
— Ну, ты ведь на животных свойства проверял, так? И помогало животным…
— Понял, — остановил дальнейшие объяснения Росс. — Ты имеешь в виду, что лекарства могут действовать двумя разными способами. Убивать или замедлять размножение микроорганизмов и повышать иммунитет поражённого животного.
— Именно, — кивнула я.
— Надо проверить, — решительно заявил зеленокожий и отправился ставить новую серию опытов.
В результате их все препараты, отнесённые ранее к «антисептикам» разделили на три группы: антисептики, стимуляторы иммунитета и нечто промежуточное. К последней категории отнесли те лекарства, которые в определённой степени сдерживали размножение микроорганизмов (впрочем, как и из группы антисептиков), но при испытании на животных показывали лучшие результаты, чем следовало ожидать, судя по опытам на питательных смесях. Кстати, красный мох вошёл именно в третью категорию.
С анестетиками и противовоспалительными таких проблем не возникало — мы обнаружили пару десятков видов растений, уменьшающих боль и отёки. Ими уже достаточно активно пользовались и посвящённые, и другие люди (некоторые из которых самостоятельно отыскали лекарственные травы). Росс удивлялся, что практически ни одно из этих растений не проявляло антисептических свойств, но всё равно их использование позволяло уменьшить дискомфорт от болезней и хоть немного повысить работоспособность.
Такие исследования сейчас были не просто интересны, а жизненно необходимы. Со временем ситуация со здоровьем людей не просто не улучшалась, а даже ухудшалась. Болезни медленно, но верно продолжали ослаблять организм и несмотря на все усилия не желали отступать. Теперь уже никто из посвящённых не хотел отправляться в дальние походы, и даже при сборе хвороста или пищи люди делали частые остановки и отдыхали — ещё не потому, что валились с ног, но чтобы оставить запас сил на случай, если придётся убегать от опасности. Некоторые сначала ворчали по поводу «излишней осторожности», но протесты прекратились после пары неприятных встреч, которые могли закончиться плачевно, будь люди чуть более усталыми. Я с грустью замечала, что радиус походов медленно, но верно сокращался — это явно показывало, как слабеют люди. Спасало только то, что природа вокруг очень обильная и богатая — по этой причине пищи ещё хватало и набрать её оказывалось достаточно легко.
Кровянка, хотя и вернула возможность сохранить продукты и вещи, но всё равно принесла больше проблем, чем пользы. Как удалось узнать, болели не только посвящённые. Разнообразные эпидемии охватили всех свободных. Да и вообще всех Homo oculeus, живущих в данной местности. Чуть облегчали ситуацию только два факта: йети, хотя вначале тоже несколько ослабли, но быстро восстановили силы, да и полукровки тоже показали на редкость крепкое здоровье. Они перенесли время тухлых дождей даже легче, чем мои сородичи, и теперь их вклад в общую работу (за счёт болезни остальных) стал гораздо весомей. Эти дети сейчас оказывали большую поддержку.
Я же всё чаще задумывалась, а правильное ли решение приняли свободные, когда решили остаться. Судя по тому, что происходило, йети выразились хотя и грубо, но очень метко: «Людям здесь не место».
Дежурный волгорец издалека заметил возвращающихся санитаров — судя по тому, что приближается группа из пяти человек, нужно готовить место ещё для трёх больных. Горестно покачал головой и поспешил в лазарет — помещений катастрофически не хватало. Уже сейчас удалось определить как минимум семь различных заболеваний, и, в принципе, страдающих от них людей не следовало класть рядом. Но возможности разделить нет и не предвидится, по крайней мере, ещё неделю.
Волгоград стал пристанищем для тех, что не чувствовал себя в силах продержаться самостоятельно. А таких с каждым днём становилось всё больше. Несмотря на то, что волгорцев болезни тоже не обошли стороной, они не возражали против своеобразного нашествия. Лишь в достаточно большой группе у людей была надежда, что хоть кто-то останется на ногах и сможет помочь остальным… а потом, кто-то из тех, в свою очередь, поддержит других.