В первом случае мы несколько раз находили плетёные клетки разгрызенными, а подопытных — съеденными. Пришлось делать новые клетки, с гораздо более толстыми прутьями. Теперь животных, находящихся в них, не вытаскивали целиком, но откусывали лапы и хвосты, а порой и разрывали на части. Через некоторое время мы нашли конструкцию, которая бы защитила подопытных от обитателей леса. Большая клетка с толстыми прутьями, и внутри, через промежуток, ещё одна — поменьше. Внешнюю клетку, кроме прочего, обвязали снаружи ветвями с крупными шипами. Получившееся громоздкое сооружение передвигать было тяжело, но это почти и не требовалось: чтобы поухаживать за животными, мы отвязывали крышку-дверцу и доставали внутреннюю клетку.
А при учёте зоны защиты репеллентного куста приходилось брать во внимание его густоту, фазу размножения (например, во время цветения леший защищал почти в два раза большую территорию), направление и силу ветра и даже влажность (а особенно — туман). Только выявление общих закономерностей заняло больше двух недель, а ещё то и дело вылезали случаи, никак не вписывающиеся в уже известные правила. Скорее всего, существует ещё немало факторов, влияющих на эффективность выделения репеллента кустами, но нам пока не удалось их найти.
Технический отдел тоже проводил какие-то исследования и, аналогично, сталкивался с серьёзными трудностями. Занятая своими делами, я почти не следила за этим, но краем уха слышала, что неудач пока больше, чем достижений. Даже с постройкой печи для обработки золота возникли проблемы. Но Сева с Маркусом не отчаивались, хотя порой это было очень нелегко. И к концу месяца им удалось добиться успеха.
По словам Севы, они построили небольшую экспериментальную модель мельницы — но, на мой взгляд, она была крупной. Двигателем служило деревянное колесо в несколько метров в диаметре с лопастями-корытами, которое вращается за счёт натекающей в них воды. Воду техники подвели с одного из родников с помощью расщеплённых вдоль полых стеблей морского бамбука.
— Речное течение слишком слабое, так что на нём ничего не получится, — пояснил Маркус на вопрос Игоря. — А ветряное колесо делать — терять время. Снизу ветер слишком слаб, а если его поднять — то сорвет в ближайшую лунную зарю.
Колесо приводило в движение относительно небольшие каменные жернова. Получив добро на использование и краткие инструкции, мы с азартом воспользовались новой техникой. Она не только облегчила работу с материалами для экспериментов, но и позволила разнообразить рацион — теперь лепёшки из различных зёрен и папортошки мы ели чуть ли не каждый день.
Подождав и убедившись, что конструкция работает и не разваливается, техники отпраздновали победу и, по общему решению посвящённых, Сева, при очередной отправке репеллента, на несколько дней уехал в Волгоград, чтобы руководить сборкой более крупной модели для получения масла в промышленных масштабах.
Кроме изучения фей и их естественной защиты от гнуса, Росс продолжал испытывать различные им же изготовленные препараты на животных. И особенное внимание уделял поиску анестетиков и антисептиков. Кстати, в качестве второго очень неплохие свойства проявил красный мох, который в этой местности рос и размножался не по сезонам (которых, собственно, и нет, если не считать таковыми циклы гигантской луны), а почти постоянно. Отыскать растения, помогающие бороться с заразой, удалось достаточно легко. Но ни один препарат не давал гарантированной защиты. Даже хуже: привычная по земному опыту стерилизация не помогала. Зеленокожий поставил целую серию опытов, в том числе залил в несколько пробирок питательные смеси и, немного выдержав их на воздухе, тщательно прогрел — от пяти минут до нескольких часов. Новые микроорганизмы внутрь попасть не могли — ведь пробирки были плотно заткнуты пробками. Однако во всех опытах результат оказался схожим: ни одну смесь не удалось уберечь от того, чтобы в ней не начали развиваться колонии одноклеточных и низшие грибы. Причём если кратковременное нагревание уменьшало разнообразие жизни в пробирках (по сравнению с контролем), то после получасового кипячения, его продолжение уже не имело никакого смысла: и в тех, и в других образцах всё равно развивался примерно одинаковый набор микроорганизмов. Что самое паршивое — даже после стерилизации разнообразие прорастающих на питательной смеси видов оставалось немалым. После нескольких опытов Росс насчитал больше четырёх десятков различных микроорганизмов, и очень часто новые тесты выявляли ещё незнакомую хирургу, устойчивую к нагреванию живность. Подумав и проворчав себе под нос: